Отчитанный рыцарь метнул на меня едкий взгляд и, обиженно надув губы, навис над парапетом. Неведомый! Быть не может. У него другая прическа, появилась острая бородка, но эти тонкие девичьи черты лица, этот голос. Конечно, может его просто также зовут… Нет. Холера. Ошибок быть не может. Это Свенд-Красотка, Неведомый меня раздери! На счастье, он меня не узнал. Это еще как знать… Отчего-то заныла застарелая рана в плече, напоминание о стреле.
Я впился руками в камень, пока пальцы не побелели от усилий, и как попытался сосредоточиться на речи Абелларда. Мой сосед справа, молодой послушник одарил меня сочувственной улыбкой, очевидно полагая, что меня напугал гнев рыцаря. Ха! Если бы он только знал, чего я на самом деле боюсь. Хотя, с другой стороны, чего мне бояться? О том, что я бежал из Драмунгваарда, знают лишь настоятель да Эймар, не считая моих бывших спутников. И Свенд меня не узнал. Надеюсь. Я все равно инстинктивно натянул капюшон пониже, и начал наблюдать за начавшимся испытанием.
Один из беспризорников уже сидел на скамье, сокрушенно обхватив голову руками, в то время как его брат продолжал скакать, уворачиваясь от метких ударов пылающих дубинок. Парнишка тяжело дышал и припадал на правую ногу, так что я бы не поставил бы и медяка на его успех. Как бы ни было сильно его желание, он был не готов к испытанию. Слишком молод и неопытен.
Армин, напротив, играючи ускользал от ударов дубинок, притом ни одна из них еще даже не горела. Он был быстр, практически танцевал, но все еще не приблизился к заветной цели – пара темплариев уверенно держала оборону. Улле держался куда хуже. Цветастый фингал расцветал на его сосредоточенном лице, гамбезон был опален в нескольких местах, но парень крепко держал факел и продолжал попытки пробиться к жаровням. Раздался короткий крик. Второй из братьев свалился на каменный пол с разбитой головой, к нему сразу же выбежали жрецы. Испытание для него закончилось, и теперь он будет проводить время лежа на спине в санатиуме. Под испуганное причитание родственника его потащили прочь из боевого круга. Осталось трое претендентов.
Только сейчас я обратил внимание на рыжего доходягу, который, несмотря на плохо сидящий гамбезон, продолжал ловко уворачиваться от опасных выпадов и даже изредка блокировал удары массивным факелом. Вот один из темплариев снова занес горящий жезл, грозивший разнести парню голову, но тот в последний момент извернулся, поднырнул под нападавшего и прыжками попятился от второго храмовника, незаметно для себя очутившись прямо у своей жаровни. Там он на миг запаниковал, будто бы и вовсе не намеревался проходить испытание, но при виде надвигающихся экзаменаторов, с каким-то неясно написанным на лице сожалением бросил факел, и жаровня запылала. На галерее раздались сдержанные овации. Осталось двое.
Армин был раздосадован, что кто-то прошел испытание раньше него, и с удвоенным рвением пытался пробиться сквозь боевых братьев. Однако они все также упорно обороняли жаровни. Видимо Армина посчитали самым сильным и многообещающим, а посему выставили против него наиболее выученных храмовников. Внезапно послушник сделал рывок, оттолкнул одного темплария в сторону и уже почти добежал до цели, победно заревел, но тут же его вой перешел в жалобный стон. Стальная дубинка все-таки достала его, попав по кисти, и он выронил факел. Скрыв глаза ладонью Армин медленно покинул круг, тихо ругаясь, и направился к жрецам перевязать руку.
Теперь дело за тобой, Улле, ты остался последним. Неведомый! На моем друге не осталось живого места, и если бы не гамбезон, все было бы еще хуже. Он слишком слаб. Нет, не верю! Давай же! Я присвистнул и крикнул «Давай!», рискую привлечь к себе внимание солдат, но они также были увлечены и, затаив дыхание, во все глаза смотрели на разворачивающееся действо. Холера. Снова пропустил удар по голове. Испытание затянулось, тряпки уже прогорели, а оттого каждый удар был по-настоящему жесток. Кровь струилась по печальному лицу Улле, тяжелое дыхание выбивалось с хрипотцой, он слегка покачивался из стороны в сторону.
- Уйди с круга, послушник! – воспользовавшись передышкой, возвестил темпларий, - Ты не готов!
- Убирайся в скрипту, там тебе самое место! – вторил ему другой, - Ты не годишься в слуги Фараэля!
Мне показалось, что это было слишком. Улле всегда был трепетным юношей, его так легко было обидеть, и он никогда не давал сдачи, только печально улыбался. Но, кажется, в это раз в нем что-то щелкнуло. Со скоростью пущенной стрелы рябь гнева пробежала по его лицу, оставив за собой гримасу ярости, от который его голубые глаза стали темными в желтом свете горящей жаровни.