Поднялись мы еще засветло, а погода уже успела совсем расстроиться. Сильный ветер больше не стихал, на небе ни проблеска, мерно валит снег. Как Хаген подымает свои старые кости? Ума не приложу. И бодренько так наяривает впереди, успевает меня подгонять и трубку курить на ходу. А я весь продрог, глаза не разлепить, ноги гудят будто и вовсе не отдыхал. А ведь это он еще меня пожалел, не поднял на ночное бденье. Шли молча, болтать не хотелось. Да и не раскрыть рот, чтоб его порывом не захлопнуло. Драный холод. Казалось, снег теперь везде: под ногами, над головой, в каждой, мать её, щелке, даже меж ягодиц, кажись, похрустывает.
Я держал перед глазами спину моего поводыря и пытался отвлечь себя мыслями о вчерашнем уроке. Учитель из Хагена был так себе. В голове осталась только пара букв, что он особенно красочно расписал, не более, и я бы не ручался отыскать их в букваре самостоятельно. А от такого холода и оставшееся из головы вылетит. Зато я крепко запомнил тройку-другую ругательств, которыми меня наградил старикан за мои успехи. Вот всегда так, как ерунду какую – так навсегда выучишь и насилу не забудешь, а как что важное… Но ничего, тут уж от меня ловкость и сила не требуется – только упорство. Обязательно одолею. Уж пить дать, не успокоюсь, пока сам в своей книге не разберусь.
– И куда ты прешь, неведомый тебя забери! – оглушительно рявкнул Хаген, перекрывая гул ветра.
Эм. Я был в доброй полусотне шагов от старика и шел чуть ли не в обратном направлении. Еще немного, и не услышал бы его, и не разглядел бы. А следы заметало быстро. Я быстро побежал на его силуэт. Как же он сам не теряет направления? Старейшина встретил меня основательным подзатыльником, от которого я пробежал еще немного. В левом ухе загудело, а в глазах помимо воли начали выступать слезы. Подавив чувство обиды, я заморгал, чтоб отогнать плаксивость.
– Мне тебя за ручку взять, как мамка, шоб ты не потерялся?
– Нет, старейшина.
– Баран с горы тебе старейшина, а я, считай, твой боевой вождь. По моему слову делай каждый шаг. Не будешь слушать – копытца вмиг откинешь. И хер с тобой, но чего ради я тогда тут вожусь, темп сбавляю, оглядываюсь как наседка? Говорил же, взгляда с моей спины не сводить!
– Я задумался, Хаген. Я больше глаз не спущу.
– Ага. Верю. Сказал, как отрезал. – он пожевал ус, поморщил лоб и вдруг скинув рюкзак, начал в нем бормоча копошиться, – Как же я сейчас тебя, Колем, понимаю… ходячее исключеньице… углядеть не может… думал он… жопой думал видать, не головой… Уж лучше б парой яиц обзавелся заместо башки полной мыслей…
Снова-здорово. Знаю я, что говно, как меня не разверни. Чего уж это столько раз повторять, меняя на новый лад. Мог бы тише говорить. Или не говорить. Специально же, чтоб я слышал.
Наконец он выудил веревку и обмотался одним концом вокруг пояса, а второй протянул мне.
– Давай. С тобой мы без этой пуповины и до перевала не дойдем, а в одиночку даже у меня шансов немного.
Я опоясался. Хаген поглядел, сплюнул, и, чертыхаясь, перевязал мой узел.
– Вот так. Пошли.
И мы снова двинулись вперед. На этот раз я в мысли я не погружался, только следил за ногами да за спиной старика, и считал шаги, сбивался со счета и начинал сначала. Спустя несколько десятков неудачных попыток досчитать до тысячи считать я перестал. Внезапно старик остановился и вскинул сжатую в кулак руку, а сам уставился на небо. Так и стоял, пощипывая рукой бороду. Я подошел поближе, и посмотрел. Пусто, только снег. Ни птиц, ни неба, ни солнца, ни даже одного облака, отличного от другого. Пелена да и только.
– Чего там, Хаген?
– Солнце ищу, – бросил он, не отрывая взгляда и едва водя рукой.
– Так не видать же, его – облака! – и как он это в толк возьмет. С ума сошел старикан?
Тут Хаген посмотрел на меня с таким видом, будто мысли прочел. Пожевав ус, он протянул руку и кинул мне в ладонь прозрачный камешек. Я повертел его в руках, посмотрел на свет, и, пока водил рукой, мне в глаз неожиданно ударил яркий блик. Я невольно зажмурил глаз.
– Кхе, чего теперь? Видать?
– Ага, – в глазу еще прыгали цветные пятна.
– Это солнечный камень, – он выхватил его у меня из руки и засунул обратно в кисет на шее. – беречь его нужно пуще оружия и припасов. Кто без него на пустоши выйдет, неважно каким числом, сгинет без следа. Ваас'омнис ясное небо не жалует.
Хаген еще раз оглянулся, и, дав немного влево, снова пошел.