- Если ты такой правильный, Улле… Или ты теперь Ульрих? Как тебя величать?
- Хаген, прошу, перестань…
- Если ты такой у нас вырос такой правильный, то чего ты мзду берешь? Ты же вроде людей защищать хотел, кровь проливать во имя господа нашего, или устал от тягот монашеской бедности?
Улле аж побагровел.
- Поди ты в жопу, Хаген! Эти деньги на дорогу и снаряжение, коня купить…
- А еще цветов заморских, и сережек золотых, да? – парень снова сжался и потупил взгляд. – Чего это ты сразу утих, а? Как там дела у тебя с твоей девочкой? Хорошо покувыркались на Тальвинд?
И снова я перегибаю палку. Ты такой жестокий, Темиель, такой маленький и слабый, но такой злющий, хехе-хе-хе… Неведомый! Надо взять себя в руки, а то по нему уже видно, что хочет мне вмазать: этот взгляд исподлобья, и кулаки сжимаются-разжимаются, здоровенные такие. Холера! Я хорошо запомнил вид того храмовника, которого отделал Улле на посвящении, и не горел желанием стать следующим на раздаче, но как со мною часто бывало, как только я начинал вести гневные речи, то остановиться было невозможно - я распалял сам себя все сильнее и сильнее.
- Надеюсь, что ты ее хорошенько отодрал, потому что ты ее больше… - зарычав, Улле дернулся ко мне с кулаками, оскалив зубы, но я тут же влепил ему затрещину и оглушил криком. – Закрой свой рот и сядь, темпларий, я не закончил!
Скорее по привычке повиноваться пролаянным приказам, нежели головой осознавая, что он делает, парень плюхнулся обратно. Отлично, Темиель, перебуди всех, пусть сбегутся посмотреть… Заткнись! Не время думать об осторожности, когда твой друг намеревается пожертвовать собой ради бог знает каких идеалов. Я поклялся старику Каспару и самому себе, что пригляжу за парнем, а теперь спускаю на него всех собак из-за какой-то девки, что мне не досталась. Блюсти собственные интересы абсолютно нормально… Неведомый, во что я превратился? Это же мой друг. Отринув злость, я заговорил спокойным голосом.
- Вы не спасать людей пойдете, вы будете убивать. И не во славу Фараэля, чтобы тебе там ни говорили. Анды воюют со всем севером, и у Годдарда не хватает войск, чтобы одолеть конунга Ладвига. Тебя и сотню другую дураков скормят северянам, и ничего более. Армалиты, к которым ты хочешь присоединиться, вообще ручные псы эрла – они давно уже участвуют в любых стычках по приказу Годдарда или его старшего сына. А ведь только экзарх, ну или Септум на худой конец, могут направить ордена на борьбу с врагами, а то, во что ты ввязываешься – это игры знатных мужей, долбить их ослиными херами в их благочестивые сраки. Да ты просто подохнешь и даже сам не поймешь, за что отдал жизнь! Верно Солер говорил, все здесь служит только одной воле – и вовсе не божественной.
- Неправда! Все ты лжешь! И наставник твой лжет! Солер – безбожник! – как об стенку горох, ну что ты будешь делать? - Мне Эймар говорил, да я не верил. Апотекарий – дурной человек. Его родной народ изгнал, и теперь он тебя с пути истинного уводит. Ты же должен меня поддержать! Ведь это ты и привел меня к Фараэлю, а теперь огонь Защитника горит во мне сильней, чем в тебе. Это благое дело, и почти все братья со мной согласны. Сражаться во имя веры и справедливости, оберегать невинных…
- Почти все братья? Кто-то остается?
- Ну, претор не сможет уйти с нами, он же стар, болен. Останется, как и шестеро темплариев, которыми визарий Рикерт командует. Да еще Фалко не покинет обители, хотя его не сильно-то уговаривали. Он и подарка не принял, хотя вечно в долгах…
- Вот у него-то хоть голова на плечах есть. А ты? – я сплюнул в сторону.
- Это все потому что он эсгиф, он не хочет со своими земляками сражаться. Фалко вообще странный, и я не понимаю, что он в храме делает. Он вроде даже не рад, что обряд прошел, – тут Улле нахмурился. – Говорил, что ему и в послушниках было хорошо. Я вот так не могу. Не просто так я Фараэлю служу – я хочу людям помогать! Для того и готов сразиться с язычниками, что простых людей мучают…
- Да не ссы ты мне в уши! Безбожники, язычники, людей спасать… Совсем двинулся? Ты сам что ли анд? Ты же дан, мать твою, и не против резать своих? Без году неделя как фараэлянин, сам из язычников, курва-мать, откуда слов таких набрался? Вот я на секунду отвернулся, а ты уже по самое горло в дерьме, да еще и улыбаешься при этом! Только принял обет – и все, вперед, на смерть, по первому зову каких-то мудаков?