На самом-то деле я ему соврал. Отвары из бодяка, или дурнопьяна, как ее называли в народе, вовсе не были так безопасны – если выпить скверно приготовленный настой, то можно было помутиться рассудком, впасть в буйство, а то и вовсе потерять память. Нужно иметь немалые знания и практику, чтобы получать тот белый кристаллический порошок, из которого Солер делал болеутоляющее и снотворное средство. Даже у него порой получались неудачные составы, из-за которых больные просыпались в загаженном исподнем. Мои же попытки повторить за мастером оканчивались неудачей, кроме того раза, когда мне удалось приготовить из него лютую дурман-траву, после которой меня полдня плющили и вгоняли в ужас бредовые видения. Тогда уж я понял, что для трубки годится только зрелое высушенное растение.
В любом случае, отвар дурмана был куда лучшим средством, чем варево из кабаньей желчи, уксуса, белены и болиголова, что использовали ворожеи, годи и прочие последователи Скагга, языческого бога-колдуна. Зелья местных знахарей частенько вызывали смерть от удушья, если концентрация ядов была слишком высока. Я рисковать не стал, залил снадобье Солера в крепкую медовую настойку, добавил пару-капель зверобоя, дабы отбить запах и отдал склянку парню, искренне понадеявшись на его убедительность. И кажется, мои надежды оправдались.
Фалко стоял у двери и нервно озирался, будто карманник на стреме. Под глазам парня красовался цветастый кровоподтек. Завидев меня, он встрепенулся и сходу затараторил.
- Ты просто обязан меня защитить! Я все сделал, как ты сказал, дал ему хлебнуть этой дряни, «нервишки успокоить» перед встречей с девушкой, и когда по дороге ему поплохело, и он зашатался, то повел его сюда… Вот только как к двери подошли, он догадался! Внутри-то никого, да и комнату твою видать узнал. Заорал на меня: «Это Хаген тебя надоумил, предатель! Убью!». И давай кулаками размахивать, а ты ведь знаешь какой он! Я только и успел его внутрь впихнуть, да дверь захлопнуть. Он там буйствовал еще, все переколотил – такой грохот стоял. Недавно вроде утих. Видать мало ты зелья намешал, он же здоровый! И ведь проснется еще, а мне не хочется зубы выплевывать. Ты уж растолкуй ему, не знаю, что заставил меня. Или чего еще. Придумай что-то, ты обещал!
- Раз обещал, то сделаю, не ссы Фалко, – я забрал протянутый ключ. – Если повезет, он может и не вспомнить, как туда попал. И тогда тебе вообще не о чем будет волноваться. Скажешь, мол, обманул тебя, и настойку твою отравил, а ты и сам ни сном ни духом.
- Как-так не вспомнит? – недоверчиво покосился храмовник. – Это что еще за чары такие?
- Какие чары, остолоп? - я повернул ключ в замке и отворил дверь, из которой доносилось мерное сопение. – Прочухается наш Улле только к вечеру, так что беспокоиться не о чем. Тогда я с ним еще раз потолкую, и мозги вправлю на место, не сомневайся. Ты лучше помоги мне его на кровать перетащить… Вот скотина!
Улле успел развалить кровать, разбить стол вдрызг. Хорошо хоть… Холера! Пол устилали разрозненные листы изувеченного тома «Плантис Медикиналис». Если меня не убьет гнев друга, не загнобит Эймар, то меня обязательно прикончит апотекарий, как только узнает во что превратилась его книга.
Поблагодарив Фалко за помощь и выпроводив его прочь, я собрал разбросанные страницы и спрятал их в сундук, лелея надежду привести фолиант в порядок прежде, чем его отсутствие заметит наставник. Спящий Улле иногда дергался, звеня кольчугой, и напоминал мне пса, которому снится кошмар. Милое зрелище. Но оружие я с него все-таки снял и спрятал от глаз подальше. Скорее всего, вместе с его пробуждением наша многолетняя дружба окончится. Ну и ладно. Я правильно поступил, а он может поцеловать меня в зад, если думает иначе.
Спать хотелось неимоверно, но я почему-то был уверен, что блаженное забытье мне все еще не светит, поэтому лишь окунул голову в ведро с водой, да сменил одежды на чистые. И напялил шаперон. Без него со своей страшной ободранной рожей и гладкой как коленка головой, я чувствовал себя так же неуютно, как, наверное, чувствует себя невинная девушка, если заставить ее бродить с грудью наголо.
Есть. Нет, не так. Жрать! Второе желание было удовлетворить проще, и я бросился искать заныканные припасы. У каждого послушника в храме рано или поздно заводились тайники с едой и хмельными напитками. И так как меня скоро посадят на одну лишь воду, я преисполнился намерения уничтожить все, что было. Сушеная рыба едва подавалась на зуб, сыр подзарос плесенью, а хлебной лепешкой можно было заколачивать гвозди. Такой стол добрым не назовешь, но всю свою брезгливость я подрастерял где-то между Серебряным Хребтом и Драмунгваардом, так что уселся прямо на пол и с урчанием проглотил все, с наслаждением заливая в горло остатки медовухи. Только подавился на последнем глотке, так как в дверь уже стучали.