Мой светловолосый товарищ кривился, когда меня настигал очередной удар. Жалко меня стало? А все из-за тебя! Ты в храм меня затащил, ты втянул меня... А ты называешь его другом! Что же он принес тебе, кроме неприятностей? Вспомни хотя бы о девушке, что он умыкнул… Да какая разница уже? Перевязали бы после, а то я задубею на каменном полу с мокрой от крови спиной. Эх.
***
Не знаю, кто выдумал строить дома целиком из камня, но, как по мне, это была дурная идея. Чахлый соломенный тюфяк и ветхое одеяло, отдающее гнилью, не спасали от стужи ледяных кирпичей. Однако я все равно кутался в эту тряпицу в отчаянной надежде сохранить крохи тепла. Хорошо хоть, я не додумался вмазать Эймару по носу посреди зимы – замерз бы к бесовьей бабушке.
Поначалу я еще вскакивал в позу кающегося грешника при звуке шагов за дверью, но вскоре это прошло, и я продолжал лежать, сжавшись в клубок, как младенец в утробе. Два дня на откровенно скудном рационе, в тишине и темноте, когда лишь запах нечистот из помойного ведра напоминали о том, что я еще жив, а не канул в небытие. Это открыло мне простую истину: как бы ты ни был готов к испытанию, легче оно от этого не становится.
Никто не навещал, даже Эймар не заходил поглумиться. Мне не удалось понять, кто из оставшихся храмовников приносил пищу: мой бдительный страж не раскрывал рта, не зажигал огня, а только наскоро ставил мою нехитрую водянистую похлебку, забирал пустую миску и также быстро пропадал за дверью. На третий день желание двигаться окончательно пропало. Живот ныл, мучала жажда, а от гнетущей тишины уже начало мерещиться всякое. То какие-то странные образы пыточных залов, то чудовища, прикованные цепями к стене. А иногда мне чудилось пение, и это не было похоже на псалмы Фараэля. Когда такие видения настигали меня, я бил себя по щекам и мотал головой, чтобы сбросить предательское наваждение.
Какая тонкая грань между здравомыслием и сумасшествием, не находишь? Это причуды моего восприятия, не более того. Время покажет, так ли стоек твой разум, как ты думаешь…
Я понимал, что все это просто игра воображения, но все равно иногда становилось не на шутку страшно. Чтобы отвлечься, я пытался вспоминать уроки Солера, читал алфавит, пытался припомнить молитвы. Спина саднила, но уже не болела так, как раньше – все затянулось струпьями. Затем я придумал себе иное развлечение – начал считать камни, из которых была сложена моя темница. Шаря руками наощупь, я кружил по стенам, то и дело, сбиваясь со счету. Их было ровно 423. Или 428, если считать расколотые под весом стены плиты. Мне снова стало скучно.
***
Память возвращала меня к былым ошибкам – я вновь стал ковыряться в прошлом. Мое излюбленное занятие несмотря на то, что вгоняло в тоску. Но когда же тогда тосковать, если не в нынешнем моем положении? Четвертый день. Я бубнил под нос и отбивал мелодию, хлопая по бедрам и груди. Самым ярким впечатлением был эпизод с перевернутым ведром – я умудрился окатить себя своими же испражнениями, сверзившись с невысокого насеста. Кое-как я привел себя и загаженный пол в порядок и приткнул к туалету изгвазданное одеяльце – пользоваться им больше не стоило.
Еще один день минул в томительном ожидании. Еще один долгий день полный томительного ожидания и невыносимой скуки. Тишина давила – звенело в ушах. Каждый доносившийся порыв ветра, слышимый даже сквозь толщу стен, я ощущал музыкой. Я болтал сам с собой, заполняя звуком свое узилище. Глупые истории, порожденные изнывающим разумом, отгоняли тоску. Ненадолго, но все же это было лучше, чем пререкаться с издевательскими подколками внутреннего голоса. Мне все больше казалось, что нарезаю круги возле пропасти безумия.
Но я не сходил с ума. Просто было нечем заняться, а если ни на что не отвлекаться, то меня тотчас начинал изводить голод. Я пытался спать как можно дольше, но почему-то не удавалось провалиться в сон надолго. Дурные, мутные сны, полные чуждых и неприятных образов, будили меня и подолгу маячили на краю сознания. В довесок какие-то странные скрипы и шорохи, которых я не замечал в бодрствовании, отгоняли сон. Еще одни сутки. Это был шестой день? Или седьмой? Кажется, вчера мне так и не принесли еды. Или мне только показалось? Я начал кричать и звать темплария, но никто не отзывался. Я колотил в дверь снова и снова, пока совершенно себя не измотал. Внутренний голос, запертый в моей голове, обращался ко мне снова и снова.