Я ринулся наверх. Время зажечь Негасимое пламя. Я торопился как мог, но броня не по плечу, эта неудобная маска, да еще этот горящий шлем - я уже всерьез начал опасаться за сохранность своего черепа. Конечно, под шлемом еще слой маски, но и она уже, наверное, дымится. Ближе к последним этажам башни я стал задыхаться и уже собирался скинуть свой пылающий нимб, когда встретился лицом к лицу с фризом, что спускался по лестнице. Вид у него был заспанный, и, скорее всего, его разбудили крики. От удивления я споткнулся и завалился вперед, выставив руку, чтобы схватиться за несуществующую опору. Вот теперь мне конец – промелькнула запоздалая мысль.
Но я был не прав. С диким воплем островитянин ринулся обратно. Хе-хехехе-хе! Не могу вспомнить, когда я последний раз так веселился! Это прекрасная, чудная ночь! Я решил не терять внезапного преимущества и побежал наверх. Что я буду делать, когда мы окажемся вдвоем на верхнем этаже храма, я еще не знал, но пока еще было время что-то придумать. Спустя еще несколько утомительных витков лестницы я наконец достиг вершины храма и увидел медный край очага. Давай, жги! Больше огня, чтоб тебя! В кои то веки мне по нраву твое предложение. Я поджег третий бурдюк и забросил его на отсыревшие от воды бревна. И стал ждать, вслушиваясь в испуганное поскуливание фриза. Полыхнуло.
Я бросился наверх, и теперь я уже обрадовался, что мое лицо прикрывала маска. Она все-таки спасала от жара. Островитянин уже даже не скулил, а истошно выл. Он был объят пламенем. Как удачно! Давай же, Темиель, это будет прекрасным завершением отличного дня! Я больше люблю тихие деньки с книжкой и бражкой, но раз нет других вариантов…
Я с разбегу толкнул фриза к ограждению и, подхватив его под ноги, сбросил с крыши. Жалобный вой пылающего факела удалялся от меня, покуда не оборвался глухим ударом. Я сбросил шлем и стянул маску, вдохнув свежий воздух. Храмовники внизу гнали последних островитян прочь из обители, и даже вышли за ворота, что прикончить парочку. Теперь к главному входу уже приближалась целая толпа, покинувшая фортизарму. Послушники несли колья и палки, которые тоже горели. Это их, наверное, Солер надоумил. Наконец створки ворот нехотя запахнулись, и двое темплариев водрузили засов на место. Мы вернули себе обитель.
- Три года взаперти в твоей дырявой башке, а тут такое веселье! Жаль, что эти ничтожества не сподобились прийти раньше. Как же хорошо!
Что? Я этого не говорил. Как это…
- Ты не очень умный, правда, Темиель? - снова зашевелились губы, выдавая четкие звуки, без намека на шепелявость. – Думал, что болтаешь сам собой? Хе-хехехе-хе!
Мои руки задрожали, нутро скрутило и голову повело. Ноги подкосились. Я сполз на пол и прижался спиной к парапету. Я сошел с ума. Я сошел с ума. Сошел с ума. Повредился в уме. Конечно, сначала заключение взаперти, потом это… Столько убийств, столько жестокости, столько бессмысленных смертей. Я не выдержал, сломался и сошел…
- Ты не сошел с ума, мой милый маленький полукровка, - зазвучал голос одновременно вслух и в самой голове. – Позволь представиться. Ла́руа Э́нема Мандукаа́р. Рад знакомству! Теперь ты никогда не будешь одинок, хе-хехехе-хе. Разве это не чудесно?
Чудно. Чудно-чудно-чудно! Едкие дорожки слез обожгли щеки. А ведь все только наладилось. Я же справился с таким дерьмом, и в награду получаю вот это – безумие?
- Ох, беда, беда, огорчение, опять меня не слушаешь... – чужой голос скороговоркой исторгал слова из моего рта. – Ты в совершеннейшем порядке, Темиель. Взбодрись!
Я закричал.
Часть II - Глава IV
Мудрый бытует в бедности,
но сердце его не знает горестей.
Богач живет в роскоши,
да зависть и страх портят всё.
О храбрых же я пла́чу сам -
в земле их лежит больше всех…
Приписывается Менно Мирному Гласу,
предтече и основателю культа Фараэля.