Очередное тело, объятое пламенем, слетело с вершины темплума и расплескалось влажным плевком по земле. Полный ужаса крик все еще звенел в ушах. Никто не удивился, не побежал смотреть, что случилось – все это было очередным хитрым представлением, идею которого я ненароком подкинул бывшему наставнику. Труп фриза заворачивался в тряпье, поджигался и сбрасывался вниз. Тело летит, апотекарий орет, а я тихонько посмеиваюсь в кулак.
Исполнять предсмертные крики у Солера выходило весьма и весьма недурственно, да только те рожи, что он корчил во время сольного выступления, были неимоверно уморительными. Даже Рикерт, исполняющий обязанности метателя трупов, багровел от усилий, но отнюдь не от физической нагрузки - он с трудом сдерживал рвущийся наружу хохот. Солер был хорош: такая страсть, такая мука в этом голосе! И эти вот его дикие ужимки… Казалось бы, что и не время веселиться, да и мы в конце концов измываемся над человеческими останками, но все равно, каждый раз, когда апотекарий самозабвенно вопил, меня душил смех.
Все это было безумием, на первый взгляд. И даже на второй, наверное, тоже. Только смысл и в самом деле был. Наш хитрый план – напугать фризов до чертиков – работал не так хорошо, как мы надеялись, но, по крайне мере, он сильно расшатал их душевное спокойствие. Никто из них не мог знать, что все их товарищи в стенах обители уже несколько дней как мертвы. И вот каждый вечер на закате они смотрели наше представление. Очередная казнь от рук разгневанного бога андов. Пускай смотрят, нервничают, дрожат… О, ты посмотри, снова зашевелились! Высыпали из своих нор, сбились в толпу и орут друг другу о чем-то. С каждым днем эти перепалки становились все более громкими. Островитяне явно были на взводе. Тем лучше. Пока они выясняют отношения друг с другом, люди в остроге наместника могут вздохнуть спокойно – сейчас им приходится несладко.
- У нас так скоро все мертвецы закончатся, - с усмешкой проговорил Инграм, опираясь на парапет надвратной башенки. – Что потом будем делать? Своих скидывать?
- Не говови гвупостей, - я пристально следил за выражением лица товарища, выискивая следы веселья, но его моя речь, кажется, не забавляла. – Павших бватьев мы не твонем.
- Ну, это ясное дело, - бонд-перевертыщ потрогал обритую голову и снова уставился вдаль, на закатный Меркиль. - Да осени хоронить будем…
Пока мы отсиживались за стенами, предавали огню и земле погибших, зализывали раны и восстанавливали изуродованные убранства храма, наводили порядок в комнатах, люди ландсмана продолжали держать оборону в остроге. Обливали водой стены, чтобы их не подожгли, да изредка пускали стрелы в самых дерзких фризов, что время от времени подбирались к слабому месту стены на севере. Хотя защитники старались изо всех сил, было видно, как они измотаны: многие из дозорных могли часами сидеть на помостах, сгорбившись в комок, как нахохлившиеся воробьи, вместо того, чтобы зорко высматривать неприятеля. Сказывалась усталость, постоянное напряжение, страх и, конечно же, скудный рацион, не рассчитанный на такое количество голодных ртов. Нам повезло - мы чудом отбили нашу обитель, а вот остальным жителям Меркиля оставалось лишь уповать на милость Фараэля. Фризы возьмут острог – это было лишь вопросом времени.
Уже прошло шесть дней с того момента, как меня нашли на вершине темплума плачущего и бормочущего бессмыслицу. Как только я совладал с обуявшими меня чувствами, то зарекся оставаться один. Голос утих, но я знал, что он еще там, ждет случая снова заполнить мою голову. При мысли об этом меня била мелкая дрожь. Все что угодно, лишь бы снова не остаться наедине с этим… С этим… Не знаю даже как это назвать. Помешательство? Безумие? Сумасшествие? Неведомый! Это было слишком для меня. Я едва мог сохранять самообладание и старался вовсе не думать.
Хорошо хоть нашедшие меня темпларии восприняли все по-иному. Они были уверены, что у меня просто-напросто сдали нервы в тот момент, когда бой решился в нашу пользу. Я был не в состоянии разговаривать связно и осмысленно, потому Улле сразу всем растрепал, что я, мол, проливал слезы о погибших братьях. В его голове оно конечно так и было. Брат Хаген, яркий маяк веры. Смехотворно.
Шум битвы утих, и все мы потихоньку возвращались к своим обязанностям. Это было непросто. Настоятель, свисающий на веревке на самом пороге храма, трупы детей, пустые глаза женщин, которых островитяне затащили в обитель для развлечения. Трупная вонь, едкий дым, разрушенные комнаты, уничтоженные книги. Нам было чем заняться.