Выбрать главу

Эймар стал часто держать меня подле себя. Был вежлив, спрашивал совета и терпел мое жуткое косноязычие. Он даже называл меня «братом», хотя обеты жреца я так и не принес, и все еще оставался послушником. В любом случае, такие формальности сейчас никого не волновали. Большую часть времени я был на подхвате у Солера – раненых и увечных оказалось столько, что мы начинали с рассветом и заканчивали лишь глубокой ночью. У апотекария не было возможности оказать людям достойную помощь во время осады – с собой у него были лишь самые простые средства, так что теперь мы навёрстывали упущенное.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На исходе третьего дня, когда нескончаемый поток больных спал, Солер отослал меня «не путаться под ногами», и я присоединился к жрецам, что хоронили павших. Молитв я не произносил, дабы не превращать погребальные обряды в фарс, и только с невозмутимым видом стоял, притворялся погруженным в молитвы. Вместе с кератором Йораном мы готовили умерших к их последнему путешествию в загробный мир. И, наверное, мне стоит поблагодарить того фриза-покойника, что сломал мне нос. Кость мне поправили, и хотя заживал мой шнобель медленно, и порой сморкался я кровью, все же был один плюс – я почти не чувствовал запахов.

Вечера я коротал с Инграмом и Улле. Их праздная болтовня меня успокаивала. Лицо моего светловолосого друга излучало счастье, ибо теперь все боевые братья почтительно называли его только полным именем. Темпларий Ульрих, отважный заступник веры, разящий нечестивцев в авангарде храмовников. Он заслужил это по праву, снискав воинскую славу в той сумасшедшей атаке, я же приобрел известность иного рода – мне снова начали приписывать чудодейственность, во многом благодаря бескостному языку Улле. Глупый мальчишка был падок на сказки: Хаген чудом выбрался из заточения, Хаген молился Фараэлю и тот ответил, даровав победу над злодеями-захватчиками, Хаген призвал божественный огонь, что испепелил фризов-осквернителей. Я прямо каким-то гласом господним получился.

Люди болтали, пересказывали услышанное на свой лад и, конечно же, безбожно перевирали. История уже начала обрастать новыми подробностями. И голос мой будто бы стал громоподобен, и мечи темплариев вспыхнули сами по себе, от истовой веры, а вовсе не из-за горючей смеси. Даже мой фокус с бутылями и костром медленно, но верно стал обращаться в чудо: Фараэль удостоил нас своим вниманием, ниспослав очищающее пламя. Холера! Чудеса им в каждой дырке мерещатся. Жаль Рикерт умолчал о том, как я врукопашную расправился с фризами, стоявшими на моем пути к спасению. Может хоть тогда бы мой новый образ ушибленного на голову фанатика стал бы немного приземленнее. Я бы и сам был бы рад рассказать, как все было на самом деле, но без четырех передних зубов это было крайне затруднительно. Вдобавок все эти почтительные кивки и многозначительные «брат Хаген» от каждого встречного поперечного жреца еще больше смущали меня. С чего вдруг столько внимания? Мне всего-то хотелось забиться в нору и пить до тех пор, пока мое собственное имя не кануло бы в небытие. Вот только там бы меня ждал Голос…

- Ты какой-то смурной, Хаген, - Инграм, или теперь уже послушник Мангир, снова отвлек меня от моих мыслей. – Не вешай нос! Мы теперь в безопасности, а там авось Годдардова братия прискачет. За острог не ручаюсь, но с нами все в порядке будет.

Болтает, как ни в чем не бывало. Вот все с него как с гуся вода. Кстати о птичках! За эти дни я так и не успел спросить его про причины, что вынудили его уйти в обитель.

- Фтейн гововил, шо ты пвопал, а твои люди - мевтвы.

- О как, - Инграм сразу стал серьезней. – Вы что же, брат Хаген, дружбу теперь водите с городским ростовщичеством? Верам вам такого не запрещает?

Я молча воззрился на друга. Инграм тяжко вздохнул.

- Я хотел рассказать, да все случая не было, - бонд жестом попросил угоститься от моей трубки. - Сначала ты в темнице гнил, потом осада, потом трупы носи, двери чини, подай, принеси... То одно, то другое. Много чего произошло, а я вообще из огня, да в полымя.

Тут Инграм наклонился и приспустил воротник, обнажая грудь, исполосованную полузажившими порезами причудливых форм. Круги, странные фигуры, знаки… Знаки на Альталейне? Что за…

- Во-во. Столько ночей без сна провел, пытаясь докумекать, что энто было, - смачно затянувшись трубкой, он продолжил. – До сих пор не пойму, как все так вышло.