Голос не ответил. Скрылся в недрах моего сознания. Надолго ли? Он и раньше пропадал, но всегда возвращался. Новым чувством было лишь давящее ощущение чужеродной ненависти и злобы. Как бы все это странно ни было, но от этого мне стало как-то тепло и спокойно, а это злило Голос еще больше – холодная ярость проступала все отчетливей. Я весь вспотел, как будто только что выиграл какое-то состязание. Инграм поторопился напрасно – выход есть. Его не может не быть.
***
Я вышел во двор, так и не отыскав чистого платья – пришлось отдать предпочтение наименее пахучему. Вот как так-то? Колени протираешь в молитвах, бегаешь как заведенный, недосыпаешь, сражаешься за обитель, за город, а в итоге даже чистой одежки не заслуживаешь? Брат Йоран в ответ на мои просьбы выдать новое облачение посмотрел на меня, как на умалишенного. Как оказалось, ему даже бинты приходилось отправлять в стирку, а не сжигать, как полагалось. Бардак он и есть бардак. Впрочем, теперь все не так грустно, да и люди будто вынули жерди из задниц, воспрянули духом, улыбались, шутили. Чувство облегчения было соизмеримо ужасным потерям. Все возвращалось на круги своя
По-быстрому осведомившись о состоянии Улле, которое усилиями апотекария стало удовлетворительным, я решил не рассусоливать и поспешил обратно в город. В конце концов, должен же был кто-то разузнать о судьбе сцитора? Хоть пройдусь, отвлекусь от темных мыслей. Может снова загляну в «Морского Волка», пока там еще наливают бесплатно. Помяну Инграма, а уж к вечеру поворочусь обратно – кератор как раз должен приготовить тело моего друга-самоубийцы для погребального обряда.
По дороге к воротам я заприметил знакомое лицо. Армин, тот самый наглый парень, что не прошел обряд посвящения в темпларии, помогал другим послушникам чинить скамейки. Нога в колодках и повязках, волосы спутанные, взгляд потерянный, а сам орудует молотком, как заговоренный. Ни вздоха, ни шутки, ничего. Ушел в себя. Да, с такой ногой путь в воители заказан. Не повезло. Хотя, как знать? Он же все еще жив, а жизнь – штука непредсказуемая.
– Как там Ульрих?
Троица темплариев наконец оставила пьянство и вернулась в обитель. Никлос сильно пошатывался, и было неясно, то ли от боли в боку, то ли от выпитого. Ансельм поддерживал друга, а Фалко, пригладив отрастающую рыжую шевелюру, повторил вопрос.
– Жить будет не помрет, – ага, только уже не таким красивым, это точно. – Улле крепкий парень. Апотекарий его уже заштопал и обещает вернуть в скором времени.
– Брат Хаген, а вы куда направляетесь-то? – спросил Никлос. – Только жешь из города вернулись…
– Спасать брата Гэйдина. Говорят, есть вести. А чего это? Помочь желаете? Добровольцы есть?
Темпларии переглянулись, и, к моему вящему удивлению, Фалко сделал шаг вперед.
– Я вас сопровожу, – он поправил ножны и немного подтянул пояс. – А то мало-ли что. В питии я был умерен. Ну, во всяком случае, уж получше этих двоих на ногах держусь.
Сказать, что я опешил, значит сильно преуменьшить мое изумление. Я три года хожу взад-вперед, то и дело натыкаясь на храмовников, и на каждый мой риторический вопрос «о добровольцах» получал все новые отмазки. И на тебе, сам вызвался. И зачем? Я может один хотел пройтись? Голову освежить, да и вообще… На кой черт мне в помощники темпларий, ежели я буду с женщиной разговаривать? Мы же не допрашивать ее будем, да и драки не предвидится. С другой стороны, компания – это всегда хорошо, да и от помощи отказываться неудобно. Все-таки сам предложил.
– Ну пойдем, коль не шутишь, – запнувшись о камень, я клацнул челюстью и больно ударил протезом по живым зубам. – Вот ссс… С-скорее, поспешим. Незачем заставлять ландсмана ждать.
***
Солнце вновь закрыло облаками. Дул западный ветер, принося с собой то ли брызги с моря, то ли мелкую морось. Мир вернул себе привычные блеклые краски. И все же там, внизу, город оживал. Люди, что разбежались по окрестностям, уже услышали добрую весть и начали возвращаться в город. Кто в одиночку, кто с товарищами, а некоторые – целыми семьями. Все возвращались домой.. Кто-то предавался горю на обломках сожжённой хаты, кто-то рыдал над телами близких, но были и те, кто радовались счастливому воссоединению.
Фалко шел со мной рядом, чуть впереди, и зорко оглядывался, водя острым носом по сторонам, и как бы принюхивался. Ага, щас, выскочит на тебя фриз из грязной канавы. Только тебя и ждет, прикидывается ветошью. Ежели кто из островитян и остался в живых, то сейчас он бежит отсюда, как испуганный заяц. И не факт, что убежит. Анды их тут, мягко говоря, не жалуют, а теперь и вовсе люто ненавидят – есть за что.