Хаген заново забил трубку и запыхтел, смотря куда-то вдаль, но темнеющий силуэт гор. Пробрало его что-то, а я уши и развесил. Он же вроде как хвалит меня? Прочит славную жизнь...
- Только не думай, парень, что если следовать верным советам, то будешь как сыр в масле кататься. Тут еще везение и куча всяких «если». - продолжил старик, - И забудь про гордость. Сколь многих это сгубило. Доброе имя, честь и слава – тьфу, и растереть. А старейшины в деревне только и знай себе вдалбливают это каждому встречному-поперечному карапузу. Потому и живем в лесу особняком. Следовать традициям носготов, жить по заветам Кас’орта, значит быть сильным и живым в Ваас’омнисе. Но следовать им на юге – значит добровольно дать себя ограбить и убить.
Среди южан мы встретим многих, так называемых, «благородных мужей». Они тоже страдают от этого недуга – неоправданно раздутого чувства собственной важности. Вот только за ними орды стражников и законы. Для простого человека гордость – непозволительная роскошь. Да и вообще, нет смысла трястись над мнением людей – все равно оно переменчиво как ветер, а память – коротка. Год назад ты жжешь их деревню, режешь скот, убиваешь, и все вопят – злодей! Душегуб! Спустя год ты грабишь и вешаешь их лорда-хозяина на суку, и тебе рукоплещут. А на самом деле, ты делаешь одно и тоже. С какой стороны смотрят, – Хаген протяжно зевнул, – То и болтают. И никогда не угадаешь, какой слух взамен правды поползет…
Речь стал невнятной и сменилась храпом. Горячая похлебка и тепло костра сделали свое дело. Крепок дед, но все же не из камня высечен. В последнее время его часто тянуло читать нравоучения, разъяснять, что да как устроено в этом мире. Все-таки есть в нем что-то от старейшины. Под невнятное бормотанье старика, я затащил обмякшее тело внутрь палатки и укрыл шкурой. Первый дозор, стало быть, на мне. Я заткнул мех с настойкой за пояс и принялся нарезать круги вокруг стоянки, чтобы не поддаться соблазну задремать у костра.
В это раз нести дозор было приятнее. Меньше снега, ветер не такой злой, и к тому же ясное небо усыпано россыпью звезд. Никогда не видел такого яркой ночи. Я топтался на месте, поеживаясь, и задрав голову рассматривал небо с мерцающими песчинками. Они дрожали там, где проходили легкие, едва различимые во тьме, перистые облака. Сбитые в рой крохотные точечки, яркие стаи, что походили на небесные знаки, и, конечно, гордые и одинокие звезды-маяки. Завораживающее зрелище. Как будто смотришь Неведомому прямо в глаза.
Я долго стоял так, позабыв о сне, не обращая внимания на затекшую шею. Было хорошо. Я был даже по-своему рад изгнанию, которое завело меня в такую даль, под этот небосвод. Что-то отвлекло мое внимание. С неохотой я оторвался от звезд. Вокруг было пусто и тихо, только скалы и пропасть, и я уж было вернулся к созерцанию, ну вот опять – шум. Звук шел со стороны лагеря. С нарастающим беспокойством я двинул обратно на свет костра. Звук возни, и, кажется, я разобрал голос старика. Костер горит, котелок все так же сиротливо ютился в стороне, шкуры палатки распахнуты. Но старейшины нет. Тут заметил борозду снегу, как будто что-то тащили. Ринувшись по следу, я наткнулся на крааф’бар и походя подобрал его. В скрывающей тропу темноте что-то блеснуло. Шум исходил оттуда.
– Темиель! Помоги… – шорох, глухой стук и приглушенное рычание, – Копье, мать его...
Тут я разглядел Хагена на земле. Он размахивал оставшимся в руке оружием, пытаясь достать то, что держало его за ногу, тащило в темноту и мотало из стороны в сторону, как тряпичную куклу, не давая шансов собраться, найти опору. Глаза чуть привыкли к темноте, и я разглядел небольшой холм, в человеческий рост. Холм двигался, чуть слышно взрыкивал. Снова блеск. Блеск глаз. Варг.
– Быстрее! Кишки нечестивых! – пока я застыл в ужасе, не смея пошевелиться, старик изловчился и нанес удар клювом крааф’бара прямо в морду зверя. Чудовищный волк выпустил ногу, вскинулся на дыбы и коротко взвыл. Хаген стрелой метнулся ко мне, но рухнул на четвереньки. Он посмотрел на меня широко распахнутыми глазами и закричал незнакомым голосом. – Темиель, помоги же мне!
Наконец, я сдвинулся с места и рванул к нему. Подняв на ноги, я подхватил старейшину под плечо, и мы припустили к стоянке, так быстро, насколько мне хватало сил бежать за двоих. Икра старика была разодрана в клочья, куски плоти держались на тоненьких полосках кожи, снег заливала дымящаяся кровь. Варг продолжал реветь. Раньше я думал, что был знаком со страхом, теперь я понял, что такое ужас – это холодные плети, что оплетают и парализуют нутро.