- Что ты сказал, свинопас?
- Привет, мальчики, - Канис не дал капюшонам опомниться и снес грубияну голову.
Мужчина с открытым ртом наблюдал, как откатилась голова его напарника Римана. Прежде чем обезглавленное тело рухнуло в лужу крови, демон утопил клинок в горло болтливому Кэйсеру. Снова стало тихо и лишь тихие хрипы агонизирующего еретика не давали тишине стать поистине безмолвной. Все-таки Канис вовсе не так умен, как хочет казаться: еще ни разу он не отступил от дурной привычки прибегать к театральным жестам и глумливым насмешкам. Свод этого перехода был несколько выше, чем тех, в которых мы были ранее. Может мы и не плутали. И как только демон ориентировался в чертовом подземелье, где каждый камень и туннель похож на предыдущий? Кхм. Глупый вопрос. Он же, побери меня Неведомый, самое настоящее волшебное чудовище. Почему бы и нет?
- Мы на верном пути, Темиель, - Канис мягко переступил через тела и направился дальше, в сторону источника света. – Я всегда знаю, куда бежит моя жертва. Можно сказать, я ее чую, хе-хехехе-хех…
Прижимаясь к стене и ныряя в каменные ниши каждый раз, когда ему чудились шаги, Канис довел нас до конца туннеля, к широким дверям, окованных металлическими скобами, что змеились по дереву. Любит Скагг змей. Просто у этих ребят большие проблемы со вкусом. Твой вкус тоже оставляет желать лучшего, братец Канисганис. Ты ранил меня в самое сердце! Как я буду жить без твоего одобрения, Темиель? Почему ты так жесток ко мне? Что я тебе сделал? Владей я своим горлом, то сейчас бы знатно поперхнулся. Хе-хехехе-хех… Ладно, довольно рассусоливать! Время убивать наглецов.
Ударом ноги демон хотел пафосно распахнуть дверь, но несмотря на вложенную силу, они остались закрытыми. Я засмеялся, Канис забормотал ругательства. Тяни на себя, брат Канисганис! Там же есть кольца. Или тебе такое не понять, покуда не выгравируют на альталейне? Очень смешно, полукровка. Вообще-то да. Очень. Можно считать, что ты поздоровался. Не важно, пусть знают, что я иду за ними.
Канис прильнул к двери и отворил створку, отступая и прячась за ней. В тоннель хлынул яркий свет. Демон выждал мгновение и вкатился внутрь, на ходу рассекая и воздух, и плоть. Своды капища Скагга огласили крики боли и ужаса еретиков, а Канис зашелся в продолжительном приступе смеха.
***
Большая круглая зала, еще недавно хранившая тишину и свой извращенный порядок, теперь была похожа на гравюру из какого-то кошмара. Трупы, разбитые амфоры с колдовскими эссенциями, поваленные торшеры с потухшими свечами, змеиные знамена и барельефы, заляпанные бордовыми брызгами. А в самом центре стоял круглый жертвенный алтарь. От центра к краям этого массивного камня шли глубокие канавки для стока крови. Жертва также присутствовала: абсолютно голый мужчина терялся на этом широком ложе. Распластанный, как лягушка на столе апотекария, он был обездвижен тяжелыми наручниками, вклепанными прямо в камень. Худой, изможденный, в синяках и порезах, с кляпом во рту. Жалкое зрелище. И тем не менее он все еще был жив. Несмотря на изрядно заросшее лицо и отросшие волосы, я узнал Гэйдина. Заточение его изрядно подкосило, он будто весь постарел. На его счастье, мы успели вовремя, вот только Канис не спешил помочь моему наставнику и проигнорировал полный мольбы взгляд. Дух продолжал осматриваться и принюхиваться, пробираясь сквозь горы тел, которые сам же и накидал.
Отгремевшая схватка, в отличие от предыдущей, закончилась в считанные мгновения. Демон вихрем закружил по зале, и каждое его движение было смертоносно. Это и боем трудно назвать – Канис был все равно что лиса в курятнике. Редкий противник успевал хотя бы парировать удар перед собственной кончиной. Конечно, как я и ожидал, все культисты вооружились и подготовились к схватке, однако из двух дюжин человек, что приняли бой, на земле остался лишь один выживший, что баюкал отсеченную культю правой руки.
Все было залито кровью, а в воздухе витал запах железа и ладана. Подле ног живого еретика лежала его отсеченная десница, все еще сжимавшая широкий меч с богато украшенной рукоятью. На этого противника демон потратил немного больше сил и ударов, и теперь стало ясно почему. Стерман Сигард собственной персоной с широко открытыми глазами и потрясенной гримасой взирал на меня. Ну, не совсем на меня: дикая ярость и больной нрав духа сильно искажали мое изувеченное лицо.
- Кто ты, мать твою, такой, а? – морщась от боли проорал двуличный защитник Меркиля, явно уповая на подоспевшее подкрепление, чей топот послышался в корридоре. – Отвечай, сраный ублюдок!