Выбрать главу

- Да как ты смеешь! Я проявил к тебе столько терпения и доверия, а ты позволяешь дерзить мне? Мне?!? Гессеру Хранителей Истин? – рассвирепевший Фестер жестикулировал так яростно, что с него сполз капюшон, открывая следы застарелых шрамов на седой остриженной голове. – Это твоя последняя ошибка, Гэйдин. Если будешь благоразумен, возможно я позволю тебе остаться в живых. Если ты будешь очень убедительно умолять, то, быть может, я даже не отниму у тебя сан хранителя.

- Может быть сначала вы дадите мне разобратсья с моим послушником, - ехидно протянул Гэйдин. – Он вроде бы все еще тут, с мечом наголо…

- Я сам разберусь с нарушителями, а с тобой закончу позже, - Фестер обернулся к нам и высоко поднял руку с диском, что уже начинал светиться. – Что же до тебя, фараэлянин…

Сцитор пятился, отступая за спины товарищей, гессер культа Капюшонов краснел и пыжился, а все остальные культисты замерли. Красный камень излучал багряный свет, затем пожелтел и засиял чуточку ярче. Еще немного, и нас испепелят. Надо спрятаться за колонной или за алтарем. Ну же, демон, живей! Что стоишь? Ты же хотел, чтобы я погиб. Да, но… Нас ждет кое-чего похуже. Да что такое? Снова. Не могу в это поверить. В чем дело, Канис? Только не опять. Он не отвечал. Продолжал причитать, и не тронулся с места. Застыл. И только буравил глазами Гэйдина. Наш немезида отошел на добрый десяток шагов от своих товарищей и улыбался, и улыбка была жуткой. Тем временем камень в руке гессера Хранителей Истин разгорался все сильней, а воздух вокруг него начал трепетать.

- … Твоя история оборвется здесь и сейчас, - пафосно изрек Фестер, направив диск прямо мне в лицо.

Чудное оружие разгорелось так сильно, что на него невозможно было смотреть. И вдруг потухло. Гэйдин, лыбящийся во все лицо, стоял, простирая руки в нашу сторону. На мгновение, все замерло. Даже пламя свечей не дрожало, а в следующий миг меня впечатало в стену. Как и Фестера, Джервиса, Керта и остальных. Нас всех размазало по стене. Кто-то лежал с неестественно вывернутой рукой, а кто-то – с разбитым лицом. Я отделался лишь синяком во всю спину. Кажется, целых ребер у меня осталось меньше, чем сломанных. Больше всего не повезло бедолаге в серебрянной маске, которого придавило необъятная туша Эадора – тот был хрестоматийным примером купца: жадным, пугливым и фантастически жирным.

Канис попытался подняться, но его тут же придавило к земле с такой силой, будто задул штормовой ветер. Над нами возвышался сцитор. Да, теперь сходство с прикованным пленником очевидно. Маска доброжелательности окончательно спала с Гэйдина. Жестокая ухмылка, черты лица будто заострились, а в глазах бушевало синее пламя. Хотя, скорее всего, это просто отражение пламени свечей.

Немного поглядев мне в глаза, он отошел и начал переворачивать на спину ближайшего еретика. Буднично и просто, будто это был овца, он перезал ему горло жертвенным кинжалом. Затем перешел к следующему. И еще к одному. И вот уже Эадор отчаянно верещит, кричит, что даст Гэйдину все, что тот пожелает, а потом его крики перешли в кашель. Сцитор-перевертыш продолжал убивать, а каждого, кто пытался подняться, он повергал наземь едва заметным мановением руки. Вскоре настал черед Фестера. Надо отдать ему должное – держался он храбро и даже пытался сопротивляться.

- Откуда у тебя эта сила, Гэйдин? - оспишим голосом пролепетал верховный мастер культа, вяло отбиваясь от стальной хватки сцитора. – Ты набрел на другой артефакт древних?

- Ты хуже прочих, Фестер, и раздражал меня больше всего, - Гэйдин не ответил на вопрос и полоснул ножом по горлу старика. – Гордишься собой сверх всякой меры, а ты лишь очередной бездарный и невежественный варвар. Ты подобен дурной скотине – пользы от тебя немного, а шума, вони и хлопот не оберешься.

С гримасой мрачного удовлетворения сцитор поднялся на ноги и огляделся в поиске новой жертвы. Запах животного страха заполнил залу. Это ни с чем не спутать. Почти как на бойне, то же липкое противное чувство, только теперь он в сотни раз сильнее, ибо на этот раз я в роли овцы на заклание. Даллак зашумел оковами. Гэйдин усмехнулся и помахал отцу, отчего беднягу впечатало в камень, вырвав из легких крик, который не смог заглушить даже кляп.