- Назови себя или умри!
Я с мольбой глядел прямо в эти страшные очи, и, пока слезы текли по щекам, пытался ответить, но ни звука не мог исторгнуть. Заметив моя тщетные попытки, мужчина ослабил хватку и уронил меня на пол. Сил встать у меня не было, и я поднялся на колени, что мне далось вовсе непросто. Он высился надо мной, как высокая башня, и был столь же монументален и так же безмолвен. Он ждал ответа, и я собирался его предоставить. Канис что-то причитал, отговарил меня, но я решил поступить по-своему. Вспоминать альталейн трудно, но я все же справился и в мысляъ всплыли нужные слова.
- О Диус, Повелитель Повелителей, - лицо мужчины чуть посветлело, при звуке родной речи, а сам он выглядел удивленным. – Обоссы себе лицо и катись в пекло!
Зачем, Темиель, зачем? Нет, Канис, ну ты видишь его лицо? Это стоило того. Твою мать… Весь воздух был наэлектризован, запахло озоном, а жезл в руке эйра раскалился добела. Кажется, я подписал нам смертный приговор. Лицо Повелителя Повелителей сменило десяток выражений и, остановившись на гримасе ярости, исторгло бешеный нечеловеческий рев.
- Воооооон! – он взмахнул жезлом.
Камень колонн раскрошился в пыль, зал погребало под грудой камней, но это меня уже не волновало. Я летел, как пущенный из пращи снаряд. Дверь за мной разметало камнями в щепу, и я пролетел дальше, пока моя спина не встретила камень туннеля. Воздух покинул легкие, кости – привычное положение, треснули оставшиеся ребра. Возможно и череп. Вспышка боли была краткой и ее сменила уже привычная темнота. Последнее, что осталось в моей памяти было лицо этого мужчины, все так же перекошенное гневом.
***
Я очнулся от тычка. Разлепил глаза и застонал. Темиель! Ты не один. Корридор утопал во мраке, но не утопал во тьме целиком – горели настенные светильники. Я заметил силуэт, прямо передо мной. Кто-то невысокий держал копье и молчал. Мы выбрались? Канис, все закончилось? Я не знаю. А кто знает? Когда это прекратится? Ты должен держать себя в руках.
- Ты бросил меня, когда был нужен, - до боли знакомый голос прорезал тишину.
Мужчина выступил вперед, и к своему ужасу я разглядел родные черты. Берсигримм. Такой же, каким я его помню, может чуть старше, но, как и все в этой треклятой гробнице, он был покрыт пятнами крови. Вот только в глазах его не осталось и следа от было тепла.
– Их смерть и на твоих руках тоже! – он поднял копье. – Я не прощу тебя!
Я перекатился в сторону. Все, на что меня хватило. Сталь ударила о камень, а я бросился удирать. На карачках, как какой-то зверь, я полз и пятился, боясь оглянуться. Следующего удара не последовало. Я остановился, и встал, прислонившись к стене. Берси пропал, растворился, как и не было. Снова один. И как только я еще держусь? Ни одной целой кости. Нужно уходить. Не торопись, полукровка. Будь осторожен. Я не собираюсь здесь оставаться! Мне нужно выбраться отсюда. Ты не понимаешь…
Я не слушал. На бег не хватало сил, но я шел настолько быстро, насколько мог. Каждый десяток-другой шагов я останавливался и прислушивался. Все было тихо. Так, куда же дальше? Прямо или налево? Холера, тут еще одна развилка. Канис, ты помнишь, как мы сюда пришли. Остановись, Темиель, не стоит так торопиться… О чем ты? Еще как стоит. Пойду направо. Нет, все-таки прямо.
Я не останавливался, пока вновь не набрел на развилку. Так, а теперь куда? Из бокового перехода что-то загремело. Я прильнул к стене и крепко сжал рукоять кинжала, который я каким-то чудом до сих пор удержал в руках. Уже совсем близко. Тяжелая поступь, скорый шаг, шелест доспехов. Этот кто-то точно вооружен и закован в броню. Не знаю, смогу ли я с ним справится, даже если застану врасплох. Снова бежать? Неведомый меня раздери! Сегодня я набегался за всю жизнь. Шум затих. Он больше не двигается. Может ушел? Нет, скорей всего тоже затаился. Аккуратно, стараясь не дышать, я приблизился ко входу в переход и выглянул из-за угла. Темно, не разглядть…
- Я нашел тебя! – из темноты вынырнула рука в толстой кожанно перчатке и схватила меня. – Ты лгал мне, использовал меня, и думал, что сможешь спрятаться?
Это был Улле. Нет, это не может быть он. Я в жизни не видел у него такого лица, полного злобы и презрения. Он уже заносил клинок для удара и дернулся, что было сил. Затрещала ткань, рубаха расползлась, а я освободился. Не раздумывая, я бросился наутек. Что, даже не скажешь «остановись, Улле, что с тобой?» Нет, не скажу. Это все морок, наваждение. Я рад, что ты все же додумался.