Все будет как обычно: жги, убивай и пой здравицу карателям. Замолчи, Канис.
- Готов ли ты к большим жертвам, дабы отвести удар от невиновных?
Скажи ему «нет». Канис. Ну что тебе стоит? Отстань. Ты так хочешь на костер? Умолкни, прошу. Или соскучился по клетке? Ради всего святого, ты можешь не паясничать хотя бы сейчас!? Вечные боги! Ты посмотри, его хлебом не корми – дай поиграть в мученика! Темиель, ты больной?
- Эймар, скажи, почему все это дерьмо расхлебывать именно мне?
Жрец невесело рассмеялся.
- А почему Рикерт похоронил троих сыновей, дочь и одного внука? Почему я видел смерть родителей и пробыл в кальдском плену долгих семь лет, на цепи, как собака? Почему мы предали огню двадцать шесть юных послушников в этом году, и простимся с еще двумя до конца этой недели? Почему фризы напали? Почему без еды – голодно? Почему снег идет?
- Я понял, понял…
- Потому что, Хаген. Потому что все именно так, а не иначе…
- Понял, что с юмором у тебя плохо. Мог бы и подыграть.
- Фараэль Милостивый! Он еще шутит, – Эймар закатил оче горе и ткнулся лбом в стену. – Ему хватает сил шутить…
- Я как тебя увидел на пороге храма, так сразу почуял, что беду принесешь, - авторитетно заявил Рикерт. – Но раз уж мы тебя слушаем, и, кхм, верим, то выкладывай. Рассказывай, как оно все было на самом деле, ибо я тебя с Меинрадом говорить не пущу. Он, в отличие от терпеливого и отходчивого визария за один твой дерзкий тон может нас всех четверых повесить.
- И поторопись, - добавил Эймар. – Настроение у него сейчас день ото дня все хуже, а мы и так основательно задержались с визитом.
Под скорбные вздохи Фалко я принялся рассказывать, и, по своему обыкновению, начал с самого важного и убедительного зачина любой истории – вранья. Полной истории вы не заслуживаете, да и не поверите в нее. Я сам с трудом верю.
***
Еще недавно ландсман желал встречи со мной, обещал лично выразить признательность и отметить мои заслуги перед городом. Теперь я ночевал под его крышей, ел его хлеб и находился под защитой. Однако теперь я не почетный гость, а обычный пленник. Короткий и сумбурный рассказ о схватке в катакомбах старого капища все-таки произвел впечатление на моих братьев. Не знаю, сколь многое из сказанного достигло ушей Меинрада, к ландсману меня не пустили, как и грозил Рикерт. Боялись, что сболтну лишнего. Подумаешь! А я ведь даже не упоминал о колдовском ритуале и мороках, что насылали на меня аквитанские демоны. Не сказал ни слова о проклятье, колдовском оружии и говорящих воронах. Может стоило выложить карты на стол и поведать все начистоту? Нет. Глупость. Ничем хорошим это для меня не обернулось. И так смотрят на меня, как на безумца. Полоумный Хаген! Сукины дети…
Думаю, что наместнику хватит и того, что я наговорил братьям. В секте-детоубийц состоял его собственный стерман, а также друг семьи - купец Джервис, хорошо известный в гильдии хелагскаупов, не говоря уже о нашем старом-добром сциторе Гэйдине. Нападение фризов, расхищение городских запасов, предательство веры – бедствия сыпались на Меркиль одно за другим. Когда крики обсуждения поутихли, дверь распахнулась и отец-покровитель славного города, с лицом темным и мрачным, словно осенний шторм, уставился на меня. На лбу и вокруг рта залегли глубокие складки, а во взгляде таились молнии и гнев. Вот для него я точно был корнем зла. Причина и возможный путь к избавлению. «Запереть и не выпускать». Всего одна фраза, и вот меня ведут под руки, без церемоний и почтения, и запирают дверь на ключ. Вот она, заслуженная награда за кровь и труды. Отчего-то мой жизненный путь вымощен слишком дорогими ошибками. Рыжий темпларий попал под раздачу и составил мне компанию, хотя в этот раз он отчаянно молил визария сжалиться, заступиться за него. Напрасно.
Я сдержал обещание и не раскрывал рта, что, наверное, было к лучшему. Худшие опасения первых лиц Меркиля и так оправдались, и я не хотел сильнее выводить их из душевного равновесия. Искушение поделиться страхом перед таящимся злом, перед силами, выходящими за грани человеческого понимания, было сильным, но ни я сам, ни Канис, не желали открывать всю правду перед людьми непосвященными. Хускарл наместника, Джерхард, был единственым, кто сохранил невозмутимое выражение лица и вскоре стал для меня единственной ниточкой, что связывала с внешним миром: Меинрад и Эймар пришли к решению, что нас с Фалко стоит оградить от общения, дабы слухи не укреплялись в людских головах. Заперли прямо в резиденции ландсмана, а этажом выше, за закрытыми дверями Эймар, Рикерт и Меинрад выдумывали способ, как оградить себя от ярости Септума. Моя жизнь не даст им ничего, кроме отсрочки. Так я думал, хоть и надеялся на чудо.