В роскошных гостевых покоях ландсмана я коротал время за выпивкой, слушая тяжкие вздохи Фалко и грудное сипения Грэма. Несмотря на тяжесть ранения, мальчишка шел на поправку, и Эймар не придумал ничего лучше, как запереть под замком всех, кто хоть как-то был связан с моим злополучным походом. Заключения избежал только Лотар, ибо его жизнь все так же висела на волоске. Воровка Лейни также не попалась людям ландсмана. В целости добравшись до города, в ту злополучную ночь, она поставила «Веселого Утопленника» на уши, а затем расстаяла как дым. Несмотря на приказы Меинрада найти всех причастных, женщина успешно скрывалась и оставалась недосягаема. Вот она как раз была замешана во всем этом, а гуляет себе на свободе. Несправедливо.
Плен у нас вышел со всеми возможными удобствами: тепло, мягкая постель, еда и даже хмельные напитки – все было за счет ландсмана. По сравнению с томильней Драмунгваарда условия были просто роскошными, вот только мы все равно были в плену, и через худшее еще только предстояло пройти. Эймар навестил меня лишь раз и только для того, чтобы поведать о решении Меинрада передать нас дознавателям культа. Списали со счетов. Вот так запросто превратили нас в козлов отпущения. У нас с беднягой-рыжиком оставалось только два варианта: либо мы выходим из заточения и следуем прямо к свежесобранному костру, как сознавшиеся пособники еретиков, либо дожидаемся пергатора с отрядом храмовников. Дескать пусть со всем разберутся знающие люди, а в Меркиле – все спокойно.
Письмо Эймара отправилось в путешествие еще неделю назад, и держать рот на замке становилось все тяжелее: Канис ежечасно осаждал меня предложениями о побеге. Я был практически уверен, что это он от безделья. Разговор с Фалко у нас отчего-то не клеился. Мы говорили о всякой ерунде: об ужине, о погоде, о храпе и шепотках нашей охраны. Гадали о том, что происходит в городе и обители, делились недовольством, но стоило мне заговорить о том дне, и парень сразу уходил в себя и замыкался.
Из бедолаги Грэма собеседник был еще хуже – он редко приходил в себя, а когда был в сознании, то просто лежал и смотрел в потолок. Сначала я думал, что мальчишка впал в ступор от шока, но иногда замечал, как по его щекам катились слезы. Может он помнит все, что произошло? Знает, что он больше не увидит братьев? Прокручивает это в голове каждый раз, когда приходит в сознание. Дерьмово. Моя авантюра отобрала у него дорогих сердцу людей, и я чувствовал себя настоящей мразью, видя страдания молодого парня. Все что мне оставалось – ухаживать за ним. Я менял повязки, вычищал раны, заставлял его пить и лежать в полусидячем состоянии.
Грэм выздоравливал, но ему нужен был постоянный уход, и мне пришлось уговаривать Джерхарда снабжать меня лекарствами и припарками. Свой набор инструментов я так и не получил. Приходилось обходиться столовыми приборами, которые слабо для этого подходили. Видно новый стерман, Колман, бывший десница покойного Сигарда, не хотел, чтобы в решающий момент я использовал свои инструменты как оружие. Предусмотрительно, и все же это было лишним. Я остался по своей воле. Я, так вас и разэдак, все еще хочу помочь. Сочувствующий взгляд хускарла давал понять, что он бы не отказал нам в просьбе, если бы все зависело только от него. Как ни крути, все-таки мы были в заключении.
Мы жгли господские свечи, спали на теплых постелях, ели вдоволь и пили свежий мед, который отличался от пойла в «Веселом утопленнике» так же сильно, как корыто отличается от корабля. И все же дверь была заперта, а мы – лишены свободы и права голоса. Окна были криво, но крепко заколочены, оставаляя лишь узкие щелки, пропускающие свет. На страже, прямо за дверьми, было двое: Храпун и Свистун. Днем этих ребят было не слыхать: они не разговаривали и, скорей всего, вообще не дружили, а вот ночью рычащие раскаты Храпуна и свиристящие трели Свистуна, окончательно отбивали желание покемарить. Не то чтобы я все еще нуждался в отдыхе, но спал я и так из ряда вон плохо. Паника в первые дни сменилось тревожным ожиданием, а затем скукой. Я очень жалел, что не взял с собой книгу Даллака. Время подумать и разобраться у меня было, а вот делать нечего. Наверное, я совершил ошибку, затягивая разговор с Солером. Уж он бы точно помог расшифровать записи, а теперь они будут вечность пылиться в тайнике моей кельи.