В довесок к увечью и прочим неудобствам, меня тяготило одиночество. Особенно тоскливо становилось тогда, когда я слышал перешептывания из соседней повозки. За время пути узники успели если не подружиться, то хотя бы привыкнуть друг к другу. Я же потерял все и всех. Никого не осталось. Улле в Меркиле, Инграм мертв, Солер предал меня, скотина. Хотя с чего бы ему меня выгораживать? Лишних проблем никто не хочет, а за мной ведь целый рой говнища несет – на весь Меркиль хватили. Неведомый меня раздери! Я не человек, а ходячее бедствие. Теперь, правда, буду подхрамывать. Ни друзей, ни будущего – ни-че-го. Даже сапоги – и то стянули с меня, а кольцо с руки сдернули и бросили к остальным «колдовским» пожиткам «Полоумного Хагена». Спасибо, что хоть зубной протез оставили.
Ближе к концу третей недели пути я понял, что поездка скора закончится. Ни единой счастливой случайности мне так и не подвернулось. Все чаще мы встречали на пути других путешественников: карлов, наемных работяг, бродячих ремесленников и даже шумные торговые компании. Я совсем обессилел, но все же пытался рассмотреть, куда мы едем сквозь дырку в полотне, которую расковыривал всю дорогу. Как назло, мы прибывали в поздний час, и видел я совсем немного. Впрочем и этого оказалось достаточно.
Уже на подступах к городу я обомлел от количества огней и горбиков строений, что подбирались к высоким городским стенам, выложенным из серого камня. Темными провалами выступали два массивных замка, которые не могли быть ничем иным, как двумя самыми знаменитыми достопримечательностями Штайндорфа: Первым Храмом и башней Септума. В своем тщеславии жрецы воздвигли огромные столпы из камня, которые стремились сравниться в своем величии с наследием аквитан. Впрочем, вспомнив необозримую Седую Башню, я уверился, что до аквитан андам еще ползти и ползти. Шпили замка эрла вообще казались игрушечными.
Стоило нам миновать ворота и колеса повозки застучали о камень. Я трижды вмазался лицом о решетку. Солер упоминал, что главные дороги по приказу Годдарда Бранда мостили камнем. Отказавшись от идеи рассмотреть еще что-нибудь, я покорно улегся на спину и постарался найти положение, в котором меня бы не швыряло из стороны в сторону. Сквозь шум и грохот наших телег да меня долетали ругательства Грэма и Фалко. Внезапно захотелось к ним. И тут же страх охладил мой пыл. Разве они будут рады мне? Что я скажу? Для всех троих я был источником страданий. Телега резка остановилась и замерла, шелкнул замок и меня подхватили под руки два вестария, а третий напялил на голову мешок. Неведомый меня раздери! Вот бы раз еще увидеть солнце!
Протащив меня каменному полу, храмовники долго спускались по винтовой лестнице, прежде чем остановились и сдернули мешок. В глаз ударил свет, но все вокруг все так же утопало в темноте. Длинный коридор, без конца в обе стороны, ряды запертых дверей и только один факел, в руках одного вестариев. Казематы Септума. Не соврал пергатор.
- Да, брат Хаген, не узнать тебя. Зарос, что бродяга, - пробасил Гвидо, чья борода выглядела ничуть не лучше моей. – Благодарю за примерное поведение. Видишь, как здорово, когда ты не вынуждаешь нас быть жестокими. Без шума и пыли доставили в рекордные сроки.
Подопечные Гвидо сняли с меня браслеты, завели в крошечную камеру и тут же набросили ошейник на шею. Безликий послушник септума начал вбивать клин.
- Что со мной будет дальше?
- Это как повезет, Хаген, - ответил вестарий. – Советую быть откровенным. Это… Мм… Не так болезненно, как другие варианты. Все равно в итоге ты выложишь все, даже детские грешки, как подглядывал за мамкой в бане.
- Когда за мной придут? Где остальные?
- Закрывайте его, ребят, - Гвидо приветливо махнул рукой. – Удачи, Хаген. Она пригодится.
Дверь, засов, топот удаляющихся шагов. Абсолютная тьма. Длины цепи не хватало, чтобы дойти до двери, и даже для того, чтобы сесть – приходилось стоять на коленях, напрягая спину. Ублюдки знают толк в пытках, не зря их боятся. Канис, дружище, мне кажется зря я не дал тебе волю. Не поддавайся унынию, Темиель. Пока ты жив – это не конец. Неведомый меня раздери! Ты меня что, подбадриваешь? Твое тоска заразительна и ничуть меня не занимает. Хех. Как думаешь, сколько я выдержу, прежде чем цепь меня придушит? Слова труса, полукровка. Стой ровно. Слушаюсь, вождь!
***
В этот раз заключение длилось недолго, и я успел обоссаться только дважды. В камеру заявился жрец с железным диском сантора на груди. Двое послушников расторопно повиновались его скрипучим указаниями, сняли с меня цепь, стянули платье и начали обтирать влажными тряпками. В проходе маячили силуэты храмовников, чье присутствие явно было лишним – я едва держался на ногах.