– Растить сына только для того, чтобы скормить его волкам. Это вовсе не то, чего я хотел для своего ребенка. Илва плачет по ночам, украдкой, чтобы я не видел. Такой первенец – это позор, но все же он наш сын… А мы ничего не можем сделать. Ты чертовски прав, старейшина – настроение у меня паршивое, и вряд ли оно изменится.
– Что ж, – старик выпустил облачко дыма, – попробую тебя все-таки удивить. Скажи мне, Колем, можно ли помогать человеку, на Белом пути? Припасами там, или доброй компанией?
– Едрить тебя в сраку, Хаген! Ты загадки мне пришел загадывать? Да еще такие хреновые. Сам же знаешь, что нет. Белый Путь – это смерть для тех, кто о себе сам позаботиться не может. Если человек еще нужен Хладу на этой земле – то он явит свою милость. Но помогать нельзя. Нельзя нарушить порядок. Только так мы живем. И только поэтому мы любому дадим отпор.
– Все верно. Белый путь – дорога для одного и путь в один конец. Вот только твой сын пока еще здесь, и пока что не изгнан.
– И что? Время-то идет, а он уже упустил все свои шансы.
– Не все. Один еще есть. Я заберу твоего сына из деревни прежде, чем ему исполнится семнадцать. Не будем ждать слова от старейшин.
Глаза отца стали круглыми, как монеты.
– Ты пойдешь против всех старейшин племени?
– Да плевал я на этих придурков. Сто лет в обеда, а ума с ноготок. Да и не нарушу я ни одного правила. Носготы – свободны. Я свободен идти куда хочу, и сын твой тоже. Пока что. Так что лучше всего нам уйти завтра. Чем раньше, тем лучше. Близится сезон бурь, каждый день на счету. Если повезет – переправимся через перевал до того, как нас накроет снегом с головой. Вот только обратный путь ему будет заказан. По-моему, вариант очень даже ничего. Если ты, конечно, не готов вверить жизнь сына на волю случая.
От удивления я обомлел. Уйти с Хагеном? Обмануть судьбу? Не загнуться в снегу? Еще один шанс? Быть не может. Сердце заколотилось как бешеное. Все мое спокойствие и смирение как рукой сняло. Вот что творит надежда. С трудом я снова прикрыл веки и попытался выглядеть спящим, но продолжал наблюдать за их разговором сквозь прореху в шкурах.
Хаген выпускал кольца дыма одно за другим, а отец смотрел на него не сводя глаз. Казалось, можно было услышать, как ворочаются мысли у него в голове.
– Мне нужно будет поговорить с Илвой. Собраться, попрощаться…
– Ни к чему это Колем. Прощание навсегда никогда не бывает легким. Особенно для матери.
– Да… Это верно. Но куда вы отправитесь? Как доберетесь? Зимой навряд ли наткнешься на караван…
– Не все ли равно? Шанс есть шанс. А жить можно и на юге, и совсем по другим обычаями, с другими богами. Темиель не носгот, но ежели Хлад позволит, станет кем-то другим. Всяко лучше, чем оставить свои кокошки на поживу волкам.
Я невольно поморщился. Яйца, при мысли о волчьей пасти полной острых клыков, пытались нырнуть обратно в утробу. Вдвойне неприятнее стало от того, что старик назвал меня по имени. Когда тебя все знают, да еще и не уважают, то тебя зовут «эй» или «подьсюды». Этому я даже радовался, так как не приходилось слышать еще одно унижение. Темиель. Глупое, дурацкое имя. Меня всегда дразнили из-за него, мол имя девчачье, да и без всякого значения. Все отец виноват. Сдалось же ему дать слово тому торговцу. Лет эдак восемнадцать назад, отца, заплутавшего в пурге, спас торговый караван. С одной стороны – чудо! Караванщики с каждым годом ходят в наши края все реже и реже. С другой стороны – отец пообещал назвать сына в честь хозяина каравана. И все бы ничего, но торговец был с дальних югов, где у всех дурацкие имена без красоты и безо всякого смысла. И что самое страшное, торговец был бабой. Пока я жалел себя, разговор за столом возобновился.
– Хорошо, Хаген. Что надо сделать?
– Просто собери сумку съестных припасов, что не портится. Мех с настойкой был бы кстати. И пусть возьмет копье. Да выстави его за дверь незадолго до рассвета. Об остальном я позабочусь. Ну и не болтай ничего. Когда спросят, чего это я удумал – ответишь, что просто потребовал мальчика в помощь. И зыркни, как ты умеешь, чтоб не докапывались.
– Считай сделано. Ты лучше скажи, ты это… Даже караванщики жалуются, что дорога стала совсем несносной. А ты как думаешь справиться? Есть шанс добраться? В смысле у сына, есть шанс? Ты-то я знаю, уже ходил в южные земли. Но это когда было-то! Ты еще молодой был, наверно моложе меня сейчас…
Отец замолчал, когда Хаген разразился клокочущим покашливанием. Должно быть он так смеялся. Никогда не видел смеющегося старейшину. Отсмеявшись, старик прищурился и затянулся трубкой.