Жрец раскраснелся от усилий, энергично прохаживался взад-вперед, воздевал руки к небу и все больше возвышал свой голос, который теперь гремел, как раскаты грома и эхом разносился по ущелью. Поневоле все обращали свои взгляды только на него. Ингольд умел приковать к себе внимание. Даже с такого расстояния был виден лихорадочный блеск его глаз.
- … а также подстрекательство к бунту, подкуп, сопротивление представителям законной власти и многочисленные богохульства. Засим, властью данной мне советом первосвященников и его святейшеством экзархом Кинаэдом Третьим, приговариваю тебя, Тирент из рода Тайбера, к сожжению. Пусть земные муки очистят душу твою от греха, - незаметно для меня Ингольд завершил свою речь, и подал команду солдату с факелом.
Каменное лицо рыцаря-капитана было образцом жесткого и мрачного удовлетворения. Несмотря на различия, мне был понятен характер Филиппа: он был воином и командиром, а нет для воина зрелища прекраснее, чем мертвый или страдающий враг. Проповедник же смотрел на разгорающийся костер с каким-то неестественным благоговением. Я видел такие лица: они бывают у новоиспеченных отцов, у гордых учителей, у носготов, вернувшихся живыми и невредимыми со стычки с Бродягами. Ингольд испытывал радость. Да, он почти светился от счастья в предвкушении жестокой расправы над человеком. Я припомнил день, когда нас пересчитывали, словно домашний скот, и слова жреца: «он мне понадобится». Проповедник говорил обо мне и теперь эти слова приобрели зловещий оттенок. Противный холодок пробежал по спине. Я помотал головой и перевел взгляд на тейна. Его лицо исказилось от ужаса - он перестал походить на самого себя.
Сырое дерево чадило и занималось медленно, но понемногу костер разгорался. Тирент начал дергаться и кашлять, потом застонал, затем закричал от боли. Повалил густой дым. Как только языки пламени взметнулись выше, доставая ему до бедра, Тирент истошно завыл. Его скулеж и всхлипы прерывал кашель. Я никак не мог решить, куда смотреть. Хотелось отвести глаза, но его крики резали слух и не давали возможности отвлечься на что-либо другое. И я решил вытерпеть все зрелище от начала до конца. Я видел, как Тирент горит, и не мог представить, насколько мучительна его боль, и как страшно ему было. Вскоре его вопли превратились в сипение, кашель и хрип, а потом и вовсе прекратились. Волосы вспыхнули и истлели за мгновение ока, глаза лопнули, а плоть чернела и расползалась, сочилась ихором, который сразу же высыхал. Тейн совсем затих и перестал двигаться задолго до того, как начала обугливаться его плоть.
Не знаю, может он задохнулся или еще чего, но огонь пожирал уже мертвое тело. Хотя зрелище все равно было жутким. Все что осталось от улыбчивого Тирента - почерневший кусок плоти, который почему-то все еще держался на столбе, несмотря на сгоревшие путы. От запаха горелой плоти и волос одновременно тошнило, и хотелось есть - жареный тейн вкусно пах. Я старательно отгонял от себя эти мысли, но до конца это удавалось: я был голоден, как и все каторжники Драмунгваарда. Неведомый! Чем все это лучше Белого пути и мирной смерти в снегах? Укоризненный взгляд пустых глазниц был мне ответом. Ладно, Тирент, жизнь определенно бывает дерьмовой на вкус, а ты хватил лишку, согласен. Свобода, счастье, друзья, семья… Очень смешно, что я опять смею думать о таком. Мечты - пусты, надежда - тщетна. Остаться бы в живых. Или встретить быстрый конец. Не смею надеяться на большее.
Солдаты, их я насчитал с добрую сотню, не считая надзирателей, и не думали расходиться. Когда костер уже догорал, Генрик вернулся – видимо покончил со своими «неотложными делами». Держался он подчеркнуто буднично, по крайне мере старался. Слаб нутром что ли? На пепелище управляющий бросал взгляды полные неприязни, если не отвращения.
- А что с оставшимися, господарь рыцарь? - вопросил Эйдж.
- Прогнать через строй. Каждому по тысяче ударов.
- Филипп! - раздался гневный окрик Генрика.
- Ладно! По пятьсот ударов каждому. И обратно в шахты, как только оклемаются. Мне и так уже все уши прожужжали, хоть затыкай. Не хватает людей, как будто я сам не знаю, - Филипп подал знак рыцарям следовать за ним, - И не забудьте разобрать костер. Тирента - к остальным мертвякам. Всю жизнь был особенным, а теперь уже совсем обычный.