***
Было чертовски холодно, но я был так взвинчен, что не замечал этого. Деревня опустела. Нет привычного шума, пропали вечно галдящие дети, даже женщин не слыхать. Двери хаток настежь распахнуты, столы накрыты, горят очаги – но ни единого человека. По загривку пробежала дрожь. Это начинало меня пугать. Может женщины с детьми пошли провожать мужей на Большой Гон? Но где тогда старейшины? Куда подевался кузнец, что лупил по наковальне день напролет – днем кузню он никогда не оставлял. Странно. Я продолжил осматриваться в надежде увидеть кого-нибудь и узнать в чем же дело.
– …
Кажется, кто-то меня окликнул. Я осмотрелся и увидел знакомый силуэт. Ба! Да это же Хаген. Стоит у хатки травника и смотрит на меня. И чего это он там делает?
– Эй, а где все?
Он не ответил. Помахал рукой, повернулся и двинул прочь от меня. Только и остается что следовать за ним. Да куда все подевались?
– Постой, старик! Куда идем? Где все?
Как же быстро он идет. Крепок дед. Я уже перешел на бег, а кажется так и не приблизился к нему ни на шаг. Ускорился. Расстояние начало сокращаться. Только сейчас я заметил, как сильно валит снег. За снежной пеленой уже было не разглядеть домов, и только темным пятном маячила впереди фигура Хагена. Он остановился и снова махнул рукой.
– Мы покидаем деревню? Что случилось? – я напряг голос, но ветер сорвал слова с языка и унес прочь.
Не думаю, что он меня услышал. К моменту, как я нагнал старейшину, мои ноги окоченели и горели огнем. Я почему-то был босиком. Я уперся ладонями в колени и простоял так, согнувшись, пока не вернулось дыхание. Бегун из меня никакой. Хаген все так же стоял спиной.
– Что… за… спешка? Где все?
На какой-то момент мне показалось, что старик так и не ответит. Предательский холодок снова пробежал по загривку. Все кажется каким-то диким. Я уж было хотел повторить свой вопрос, но тут старик дернул шеей и заговорил.
– А здесь никого нет. И тебе здесь не место.
– Что? Это как...
Хаген медленно развернулся. Меня начал охватывать ужас. Его лицо было покрыто инеем, с бороды свисали сосульки и комья снега. Глаза были мутными, вернее один глаз – на месте левого была зияющая дыра с красными леденелыми струпьями. Губ не было, как и левой щеки и носа. О начал протягивать ко мне руку, с которой свисали лоскуты кожи. Все пальцы были обглоданы до костей.
– Зачем ты пошел за мной, глупый, трусливый мальчишка?
Я, конечно, не храбрец, но и трусом я себя не считал. А сейчас в этом начал сомневаться. От его руки исходил запах, который, казалось, ухватил меня за нутро и грозил вывернуть наизнанку. Он ткнул меня пальцем в грудь. На коже остался кровавый отпечаток Он всматривался в меня с каким-то голодным вниманием, и неясно, что было более пугающим – пустая глазница или мутный безумный взгляд. Желудок свело. Хотелось бежать, но ноги не слушались, и я не мог оторвать взгляда от его изуродованного лица. Усилием воли я подавил подступившую тошноту – сил хватило только на это.
– Думаешь ты достоин жить, слабак, – Хаген шагнул ко мне и крепко схватил за плечо, – В ком нет воли – нет и силы. Ты слаб… И ты боишься меня...
Его лицо так близко. Видно мышцы на обнаженной челюсти, гнилые зубы. Это запах. Меня затрясло. Я хочу убежать. Хочу убежать от него.
– Трусливые собаки умирают от своего собственного ужаса…
Мне захотелось выцарапать себе глаза, лишь бы не видеть это жуткое лицо.
– Ну же, скажи мне, Темиель, что тебя ждет? Ты ведь уже знаешь...
Я зажмурил глаза. Но все еще слышал его...
– Открывай глаза, чертов мальчишка!
Нет, нет, нет. Лучше ничего не видеть.
– Тебя пинками подымать? Хватит притворяться!
Это был голос отца. Я открыл глаза. Я дома, под шкурами, только ноги торчат. Дверь открыта, тянет холодом. Родитель нависает надо мной с тем самым скукоживающим выражением лица, с которым он всегда наблюдал за моими воинскими упражнениями. На мгновение, всего на одно мгновение, мне захотелось нырнуть обратно, в безопасный кошмар.
– Уже почти рассвело. Собирайся. Ты уходишь с Хагеном. Подчиняйся ему во всем. И не болтай ни с кем, ежели встретишь. Жди его за дверью.
Я откинул шкуры и сел. Начал нашаривать рукой книгу.
– Я собрал тебе дорожную сумку. Возьмешь с собой копье.
Он нахмурился сильнее, пока я шуровал уже обеими рукам в поисках своего сокровища.
– Твоя чертова книга тоже в сумке. Неведомый знает, какой от нее толк на пустошах, но ты бы с ней все-равно не расстался. – он вздохнул и начал отходить к погребу, – Позовешь меня, как все будет готово. Только не громко, мать еще спит.