– Как ты меня нашел?
Брат фыркнул.
– Валяясь на снегу следы не заметешь.
Превосходно. Даже младший брат надо мной насмехается. Я его, конечно, люблю, брак как никак, и понимаю, что шуточка к месту, но с удовольствием жахнул бы ему по лицу, чтоб ухмылка пропала. Да, неловкость из нашего общения вытравить как-то не получалось. Слишком уж он хорош по сравнению со мной. Снова начинаю чувствовать себя грустнее обычного в его присутствии. Я решил переменить тему. Может хоть пару слов вытяну из молчуна.
– Тебя взяли на Большой гон?
Кивок головы. Суров. Как только Берси стал мужчиной, то стал брать пример с других охотников: отвечал мычаньем и жестами, если была хоть какая-нибудь возможность не раскрывать рот. Выпендривается. Никогда не понимал этого.
– А что ты делаешь здесь? Не отстанешь от остальных?
Он махнул рукой, будто я сказал глупость. Ну да, небось не отстанет, не чета мне. Он-то настоящий носгот. Тем временем брат присел рядом и мялся, отводил взгляд, шумно втягивал воздух и выдыхал облачка пара. Явно хотел что-то сказать, но слова ему явно не давались.
– Я не смогу вернуться, так что мы скорей всего больше не встретимся. Ты попрощаться пришел, я понимаю. Спасибо.
Он хмуро кивнул и насупился. Я не смог удержаться и щелкнул его по носу – Берси дернулся и обиженно уставился на меня. Грозный маленький охотник – выглядит почти как раньше, когда он еще всюду держался меня. Я рассмеялся.
– Что?
– Клянусь предками, Берси – ты всегда доставлял мне неприятности. Из-за тебя мне всегда влетало: сначала за твои проделки, потом за твои успехи. Больше – за твои успехи, что особенно паршиво. И все же, я буду крепко по тебе скучать.
– Угу.
Мы сидели и смотрели на реку, на светлое пятно солнца за облаками, на заснеженные деревья. Так тихо, так спокойно. Впервые за несколько лет пропало это гнетущее беспокойство. Как будто кто-то перестал сжимать все мое нутро железной хваткой. Здорово было вот так сидеть, молчать, не торопиться и не ждать. На несколько ударов сердца в груди остался лишь покой. Такой покой.
Каркнул ворон и снялся с ветки надо мной. Брат проводил его глазами и тоже поднялся с места.
– Доброй охоты, Берси. Попрощайся с мамой за меня. Скажи, что я буду скучать.
Внезапно брат неуклюже наклонился и крепко обнял меня. И отпрянул так же быстро, как и подошел. У юного охотника горели уши. При всем его мастерстве, самым большим мастером Берси был именно в искусстве смущения. Он добрый малый, но каждый раз, когда проявлял заботу, краснел пуще девки. Выражать эмоции ему давалось с большим трудом.
– Может свидимся еще, – прошептал он.
– О, я вернусь, сразу же, как у меня вырастут яйца.
Брат одобрительно фыркнул, скрыл улыбку на лице шарфом и двинулся обратно в чащу, не оборачиваясь. Двигаясь размеренно и тихо, он вскоре скрылся из вида, и я снова остался один. Было приятно, что он зашел попрощаться. Этого я не ожидал. Здорово было бы, наверное, когда-нибудь вернуться и снова увидеть их. Мать, с которой я так и не повидался перед уходом. Еще раз потормошить хмурого братца, даже посидеть рядом с отцом, наверное. Но не представляю, что должно случится, как я должен измениться и чего добиться, чтобы это произошло. Пустые фантазии. Нужно держаться настоящего. Я уставился на пятно солнца за облаками и прикрыл один глаз. Лениво наблюдал за падающими снежинками. Только задремав я услышал хруст прорываемого наста. Хаген возвращался с каким-то объемным свертком в руках.
– К тебе кто-то приходил? – старик остановился и оглядывал следы, уходящие обратно в сторону деревни, прежде чем присел со мной.
– Берсигримм.
– Ясно-ясно, – пробубнил старейшина, раскладывая содержимое свертка по нашим сумкам, – суровый мальчишка только на вид, а сам серде-е-ешный. Ладно, теперь все на месте. Подымайся – первый день самый долгий.
– Что ты принес?
– Узнаешь, – старик нахмурился, – Все, хватит болтать. Пойдем.
Кажется, старик забыл захватить с собой хорошее настроение. Поди-пойми, чего у него на уме. Хотелось расспросить его, но, оценив его настрой, я решил обождать с вопросами. Случай поговорить еще представится. Я оперся на копье, встал на ноги и последовал за ним.
Мы продолжили идти вдоль русла реки, оставив за собой остатки редеющего леса. Шли молча, берегли дыхание. Хаген вышагивал впереди, поглядывал на небо и покряхтывал под тяжестью припасов – к сумке его добавился тюк с колышками.