- Я хочу поговорить со старшим наедине, - я поднял руки вверх и зашагал прямо к толпе.
Остановившись в двух шагах от воинственного старика, я уставился на него и слегка развел руками.
- Замечательно, - тут он наклонился ко мне, слегка качнув клинком и вполголоса заговорил, - А теперь топайте отсюдово. Здесь вам не клятый город, тут порядочные люди…
- А если у меня цепи на ногах, то все – я злобный душегуб? Много по миру ходит сволочей, и безо всяких цепей. У них еще и титулы есть, и слуги, войска. Слава им и почет, место у теплого очага в охапку с девкой и медом хмельным, а нам, бедным да простым – гнить и умирать да помалкивать? – к моему удивлению слова давались легко, словно их в голову кто-то вложил. Я злобно таращился старику в глаза и продолжал. - Наветы твои несправедливы, ничего плохого ни тебе, ни кому другому мы не делали. За что ты гонишь нас прочь, голодной смерти навстречу?
- Языкастый какой, умник! А с того гоню, что защищаю я этих несчастных от всяких бесчестных проходимцев, что только и думают, как добрым людям навредить! Не пущу! Лихо вы, чуть-что, клинки повытаскивали – хороших людей…
- … в плен не берут и цепей на них не вешают, да? Так ты думаешь? Серьезно?
Старик открыл было рот, но ничего не сказал. Каким бы наивным я ни был, но даже я прекрасно понял, насколько мир бывает несправедлив. И останется таким. Уж ко мне-то точно. Нас отчаянно не желали впускать. Куда ни сунься – везде беда и огорченье.
- Ну и пошто вас взяли-то, без вины виноватые, а? – он мрачно усмехнулся и продолжил говорить вполголоса, - Поведай старому глупому Каспару, что за невинные агнцы к нам пожаловали. Так и быть, выслушаю, чего уж там – люблю сказочки послушать! Вот ты, говорливый, небось вообще безгрешный праведник, да?
- Я жрец Фараэля, - не моргнув глазом солгал я. - Сам как думаешь, в чем же мой грех?
Мой ответ огорошил старика: седые брови взлетели вверх, глаза из щелок стали круглыми, и даже ухмылка покинула его лицо. Всего на одно мгновенье - он спохватился быстро.
- Ну да, конечно, жрец! Так я тебе и поверил, лживый выродок! Видать ни зря тебя покоцало – вся морда вона рассажена, да глаз незряч. Энто кара божья за жизнь воровскую! Сами вы такие никому не нужны и другим жисть портите. Да такими шелудивыми вралями Фараэль подтирается…
На меня что-то нашло. Я отвесил старику мощную пощечину и сам испугался того, что натворил. Не ожидая нападения, он потерял равновесие и грузно плюхнулся на задницу, выронив меч. Почти каждая моя встреча на этой клятой земле заканчивался насмешками и оскорблениями. И эта скотина, орет на меня, как будто я вправду лиходей какой, как будто ему вредил… Да что он знает, сволочь! Нет мочи терпеть – и ярость не утихает. Давно я ее копил, обида и гнев клокочут в груди. Бан или пропал, Темиель. Надо как-то выкручиваться. Рисковый я стал, аж животики сводит. Ну уж если так все плохо, безумствовать надо на полную.
- Как ты смеешь, грешник, поносить имя его! – я заорал во всю глотку. - С оружием в руках ты встречаешь страждущих путников и оскверняешь своим нечестивым языком имя Заступника нашего! За это мы страдаем и боремся, с моими братьями? Чтобы на земле, где вера должна быть, как нигде сильна и не запятнана, цвели семена порока и жестокости?
Толпа затаила дыхание: ни чиха, ни вздоха. Мои ошеломленные спутники тоже хранили безмолвие и не решались подойти ко мне. Или не хотели оставлять сложенное оружие вне досягаемости. Солнце светило ярко. Пели птицы. Чик, мать их, чирик.
- О! Это я наивен и глуп, а вовсе не ты, Каспар! – я стал прохаживаться вдоль собравшейся толпы и воздевал к ним руки. - Доверившись безбожникам, в награду я обрел цепь и побои! За потуги привести язычников к вере истинной, я получал в ответ лишь оскорбления и гнусные шутки! А теперь – это? Мне в душу плюет единоверец! Фараэль, дай мне сил!
Я оглянул затихшую толпу. Искал встречи с чужими глазами. Что они сделают? Как поведут себя? Я все загубил, да? Сейчас нас перебьют, и я стану тому виной? Насадят на вилы? Или удушат петлей? Неведомый, мне бы сейчас пригодилось оружие. Или нет? Отводят и опускают глаза, как только замечают мой взгляд. И старик не шевелится, он даже не сделал попытки схватиться за меч – просто сидел с удивленным лицом и держался за щеку, на которой остался след моей ладони.
- Ты прав, Каспар, мы должны покинуть вас. Это дурное место. Милость Фараэля не прольется на бесплодную землю. И нам здесь делать нечего.