— Фамилии меня никто не лишал. Только временно изгнали из рода.
— Временно?
— Случилось недоразумение. Оно будет улажено, как только его сиятельство Григорий Михайлович придёт в себя.
— Искренне надеюсь, что это случится как можно быстрее, — директор почтительно кивает. — Ваш дед великий человек.
— Само собой. Ваше сиятельство, мы можем перейти к делу?
— Хм. Конечно. Итак, Александр. К сожалению, с этого дня Бриллиант больше не может вас обучать.
— И почему же?
— Ни в коем случае не хочу вас оскорбить, — осторожно говорит директор. — Но ваше доброе имя и так было под сомнением. Вы сами знаете. Теперь, когда вас сделали изгоем… Одним словом, я не хочу, чтобы ваше присутствие здесь повредило репутации школы.
— Надо же, — я усмехаюсь. — То есть до этого всё было в порядке, несмотря на то что я бастард. Но за полгода до выпуска вы вдруг решаете меня исключить.
— Не вдруг. Есть понятные причины.
— Дайте угадаю. Фамилия этих причин начинается на букву Ж.
Директор смотрит на меня долгим взглядом. Цокнув языком, говорит:
— Семейство Жаровых здесь ни при чём. Это моё решение. Не беспокойтесь, формально мы оставим вас в списке учащихся и примем выпускные экзамены. Но аттестат вам выдадут от лица какой-нибудь другой школы.
— Даже так, — я коротко смеюсь. — То есть моя мать десять лет платила за обучение в престижной школе, а аттестат я получу от какой-то шарашкиной конторы?
— Ваше образование при этом останется престижным. К сожалению, это всё, что я могу сделать. Но если, как вы говорите, изгнание скоро отменят — будем счастливы принять вас обратно.
— Вопрос в том, буду ли я счастлив вернуться.
— Забрать документы прямо сейчас вам никто не мешает, — хмуро говорит директор. — Вам уже шестнадцать, по дворянским законам имеете право сами решать подобные вещи.
— Теперь послушайте меня, — в моём голосе звенят стальные нотки. — Если вы исключите меня, даже временно, я не вернусь. И репутация вашей школы пострадает куда больше, поверьте.
— Это что, угроза? — густые брови директора съезжаются к переносице.
— Констатация факта. Я устрою такую шумиху, что вы устанете отмываться от грязи. Слышали, как недавно против меня развернули кампанию в СМИ? Теперь представьте, что такую же развернут против Бриллианта. Только в десять раз масштабнее.
— Господин Грозин! — директор повышает голос. — Я не позволю ученику угрожать мне в собственном кабинете!
— А я не позволю вышвырнуть себя на улицу, как собаку, — невозмутимо, но твёрдо отвечаю. — Предлагаю поступить иначе. Объявите всем, что Александр Грозин не будет исключён. Скажите, что Бриллиант дорожит своими учениками и никогда не будет ими разбрасываться.
— Я…
— Дослушайте! — лязгаю я. — Можете даже намекнуть, что не уверены в законности изгнания. За это я буду отдельно благодарен. Может быть, вы получите небольшую волну негатива. Но зато представьте, как сильно подлетит авторитет Бриллианта, когда моё изгнание отменят.
Директор молчит, всё ещё хмурясь. Но на его лице я вижу раздумья и продолжаю давить:
— Школа, которая горой стоит за своих учеников. Которая не верит сплетням и не участвует в родовых интригах. Школа, которая не на словах является вторым домом. Надёжная крепость для каждого учащегося.
Почти рекламный текст получился. Пафосно, но красиво. И, кажется, эти слова зацепили моего собеседника.
— Вы просите меня рисковать, Александр. Что же будет, если ваше изгнание оставят в силе?
— То же самое. Вы покажете, что не бросаете своих учеников в любых ситуациях. При необходимости я окажу вам информационную поддержку. А может, и мои союзники в роду Грозиных окажут. Замминистра Алексей Михайлович, например.
Когда упоминаю это имя, директору явно становится неудобно. Ещё бы. Он ведь должен понимать, что моё изгнание — действительно результат интриг внутри рода.
Князь в больнице, началась грызня за власть. Естественная ситуация. Только это не значит, что я остался совсем один. И если замминистра иностранных дел на моей стороне — это о многом говорит. Думаю, что каждый видел наше совместное интервью и то, что Алексей дал мне выступить от имени рода.
— Что ж, — задумчиво тянет директор. — Должен сказать, вы хорошо учились на уроках риторики, Александр.
— Так и есть, ваше сиятельство.
— Я должен подумать, — рука мужчины тянется к телефону, но он почти сразу её останавливает. — Пока что вы свободны.
Ясно, что «подумать» значит посоветоваться с кем-то. С главой своего рода или кем-то другим столь же влиятельным.