А суть заключалась в том, что дикие и разнородные племена трёх сторон света, на первый взгляд, ничем не скреплённые между собой и часто воюющие друг с другом, имели некую глубинную внутреннюю связь, позволяющую им навечно сохранять варварские нравы, обычаи и устои. Каждая сторона их варварского света владела святыней в виде неких священных книг, также будто бы не зависимых друг от друга: на Востоке это была Авеста, в полунощи – Веста и в полуденной стороне – Веды. Однако все они, как и сами варварские народы, обладали неким таинственным триединством, о котором даже мудрецы имели знания смутные, либо грубовато и неумело хитрили, не желая до конца раскрываться перед иноземным философом. В то время никто из учёных мужей ни в прошлом, ни в настоящем даже не слышал о подобных святынях варваров и тем более никто не имел знаний об их миропредставлении, в основе которого лежало некое незыблемое и неведомое триединство всех вещей и явлений, внешне никак не связанных.
Можно было бы поспорить с мудрецами, отставивая своё, дуалистическое, представление о мире, принятое у благородных народов Середины Земли, однако Арис посчитал недостойным дискутировать с людьми малопосвящёнными, да и цель странствий имел совсем иную. Объявленный чудскими сколотами чумным, он несколько месяцев прожил в чуме вдали от людей, однако же так или иначе выведывал у них некие знания о мироустройстве жизни варваров: отроки, кормившие его хлебом, ненароком выдавали иные тайны. Однако от умственной лености они никогда не вникали в суть философских законов своих народов, ибо считали: не их это занятие познавать природу вещей. И лишь вещий старец чуть приоткрыл смысл священности своих святынь и первопричину, отчего образуется это их триединство. По крайней мере, объяснил, как полунощные варвары добывают Время, считая его наивысшим благом.
Точно так же добывали Время на Востоке и в полуденной стороне, за рекой Инд.
И сейчас, взлетая с волны на волну в бушующем море, как и в решающий миг, стоя в обсерватории на седьмом ярусе научной башни в Ольбии и глядя на скорбящих и плачущих возле огня варваров, взор и разум Ариса мгновенно уловили некую скрытую, странную и притягательную суть явления, смысл которого был ещё под непроглядным покровом. Однако чутьём он уже выхватил манящее направление, где следовало искать истину. И так же, как перед лицом смертельной угрозы, было непомерно обидно умереть, так и не раскрыв тайны! Философ думал об этом, когда буря рвала снасти и ломала греби; он до слёз жалел, что не успеет познать неведомое, когда морские разбойники напали на беспомощный корабль и лишь за один открытый, дерзкий взгляд его чуть не бросили в пучину с камнем на шее; и как он скорбел и плакал, когда забитого в колодки, под нестерпимым, обжигающим солнцем вели через пески на невольничий рынок.
И рядом не было учителя – врага, у коего можно было бы в последний миг спросить ответ…
В райском уединении его тоже не было, и потому Арис выкладывал эти наблюдения, чувства и мысли, ещё со школярских времён зная, что, изложенные письменно, они приобретут плоть научной формы и тем самым подвигнут его к разгадке пока что неразрешимых задач. Так и случилось: доверенные папирусу размышления однажды натолкнули его на мысль, что объединяющая суть варварских святынь заключена в знаниях, каким образом следует добывать Время! В них явно было сокрыто руководство, что предпринять и как действовать, если отпущенный их богами календарь, или Чу (так варвары называли время), безвозвратно утёк. Вероятно, доступны эти знания лишь особо посвящённым жрецам, поскольку даже цари варваров не вникали в сакральные тайны обрядов. Зато их мудрецы, называющие себя вещими, независимо, в какой бы части света они ни обитали, были озабочены единой страстью – заполучить новый календарь, новый срок Чу для существования своих земель и народов. Их огненные действа непонятны и дики: когда сжигают жилища, радуются, поют и танцуют при этом, их невероятно упорный труд по возведению новых, точно таких же городов кажется бессмысленным, безумным!
Если не знать, что они тем самым добывают Время! И заполняют им некие пустые сосуды и бассейны в своих городах, как это делают в засушливых странах во время редких дождей.