– Да, – ответил Лаврентьич и неожиданно выдал, – да уж.
Дядя Коля вопросительно посмотрел на него, потому что «да уж» Лаврентьич говорил только, когда знал что-то существенное по обсуждаемому вопросу.
– Да уж… – повторил Лаврентьич.
– Да уж? – переспросил дядя Коля.
Лаврентьич не ответил. Дяде Коле стало обидно. Столько лет дружбы, а он не хочет ему что-то там рассказывать. Дядя Коля гневно бросил на землю сигарету, затушил ее ботинком и возмущенно пошел к дырке в заборе технической зоны водонапорных башен. Лаврентьич продолжал курить, его взгляд странно блуждал от одной водонапорной башни к другой.
А на бывшей даче генерального директора Рыпина, известного вора и казнокрада, несколько раз проданной и перепроданной, а в последнее время сдаваемой в аренду, происходило следующее.
С наступлением сумерек на первом этаже зажегся свет, где-то через полчаса на открытую веранду вышла женщина, уже переодевшаяся в синий свитер, вынесла заварочный чайник, две чашки и электрический чайник, от которого шел пар. Все это она поставила на стол, налила в большую белую чашку со сколом сначала заварку, потом кипяток, сдула пар и сделала аккуратный глоток. Где-то запел соловей, взгляд женщины стал мечтательным и задумчивым.
– Ну и что вы думаете, Дария? – на веранду вышел пожилой мужчина.
Он сел за стол, но чай наливать не стал.
– Да не знаю я, – ответила она.
– Ну ладно уж вам, – мужчина скрестил руки на груди.
Дарья скосила на него глаза, синие, все еще густо накрашенные.
– А вы чего чай не наливаете, Томас Иваныч?
– Я эту гадость не пью.
Дария, то бишь в нормальном произношении Дарья, пожала плечами.
– Ведьма, – наконец, ответила она.
– А я думаю, что демон.
– В этой дыре? – Дарья удивленно посмотрела на Томаса Ивановича. – Да откуда бы? Точно ведьма.
– Ведьма не может устроить землетрясение. Это демон.
– А оно вообще было? – Дарья вскинула аккуратные брови. – Может, это монтаж.
– Было, – Томас Иванович покачал головой. – Я чувствую, что оно было.
– Чувствует он… – вздохнула Дарья. – Зато все остальное указывает на то, что это ведьма: мертвые животные, огненный шар над церковью. Точно ведьма.
– А еще этот клоун, который выдает себя за экстрасенса, – Томас Иванович все-таки налил себе чай, – есть у меня по поводу него определенные мысли…
– Думаете, одержим?
– Пока не знаю. Но все возможно.
– Ведьма, Томас Иваныч, – Дарья покачала головой. – Я почти уверена, что это ведьма.
– Сложно для ведьмы, – парировал Томас Иванович, – демон.
– Спорим? – спросила Дарья.
– Спорим, – согласился Томас Иванович, протягивая ей руку через стол.
Дарья пожала его руку.
– Переводной, – вдруг сказала она.
– Пф… – фыркнул Томас Иванович. – Ну какой смысл играть вдвоем в переводного дурака?
– А мне нравится, – возразила Дарья.
– Я путаюсь, – проскрежетал Томас Иванович, – кто кому переводит.
– Знаете что, – Дарья с грохотом поставила чашку на стол, – раз договорились, что выбираем по очереди, подкидной или переводной, значит, договорились. А если боитесь проиграть, то так и скажите.
– Не боюсь, – сквозь зубы ответил Томас Иванович.
– Тогда за картами сходите, – Дарья махнула рукой.
Томас Иванович нехотя поднялся и пошел в дом за колодой карт, а Дарья посмотрела в темноту, за которой скрывалось озеро. А за ним церковь.
– А на что мы спорим? – спросила она, когда Томас Иванович вернулся.
– А разве не как обычно? – он начал мешать карты.
Как обычно? Ну почему бы и нет. Хотя Томасу Ивановичу на это как обычно спорить куда проще, чем Дарье.
– Ладно, – сказала она. – Сдавайте.
До полуночи было сыграно одиннадцать партий в переводного дурака, в девяти из которых победила Дарья. Потом пошли спать.
Глава 2. В которой Дарья встречает старую знакомую, а полиция города Электропольск сталкивается с неожиданным преступлением
Взошло беззаботное весеннее солнце, залились птицы. Было тихо, спокойно, над сонными крышами дачных домиков висела утренняя дымка. Томас Иванович, несмотря на ранний час, уже был облачен в черный костюм в тонкую полоску, который делал его похожим то ли на священника, то ли на мафиози. Он стоял на веранде дачи Рыпина и смотрел на озеро. Тихо, думал Томас Иванович, хорошо… В утреннем свете все вокруг казалось сказочным, позолоченным, исполненным провинциального спокойствия. Вдруг над «Сапфиром» разнеслась оглушительная мелодия, на которую удивительно удачно ложились слова «Не слышны в саду даже шорохи…».