Машка прошла мимо водонапорных башен, где уже было пусто, и только дядя Коля хмуро курил на бетонном блоке, прошла мимо дачи Жужиковых, где с трагической смертью кур и кроликов стало удивительно тихо, пошла дальше, проскользнула мимо дачи Иваневских и, наконец, вышла на безопасную территорию. Безопасными считались последние дачи, потому что на них уже давно не жили сапфировцы, эти дачи были проданы и теперь сдавались в аренду. Фактически, из всех этих дач только дача Рыпина была привязана к ее бывшему владельцу, дача, которую снимал Тайницкий, называлась просто Дача-без-забора, дача напротив – Желтый дом, в общем, последние дома на первой линии не пользовались в «Сапфире» уважением. За три дома от Дачи-без-забора Машка остановилась. Это был заброшенный участок с маленьким некогда синим, а теперь серым деревянным домиком. Машка по многолетней привычке огляделась вокруг, ловко отодвинула одну из досок забора и нырнула в открывшийся лаз. Напротив – на Даче-с-петухом, вершину крыши которой украшала резная фигурка – конечно же, никого не было, но Машка все равно быстро перепрыгивала через ветки и прошлогодний борщевик, пока не добралась до Канавы. Только тут можно было расслабиться, потому что даже если ее и увидят с «Белого медведя», то это не их дело. Машка дошла до Канавы, остановилась на ее краю, и… спустилась вниз на дно совершенно сухого оврага. В этом и состоял секрет последних дач линии – почему-то именно здесь Канава теряла всю свою глубину и грозную силу. Машка подозревала, что это произошло не сразу, Канава засорялась, мелела годами, если не десятилетиями. На дачах после Поворота это если и замечали, то не обращали внимание, а на последних дачах – тех, где бедствие приобрело воистину чудовищный масштаб – всем было просто все равно. Воды здесь почти не было уже лет пять, об этом знали все дети «Сапфира» и, конечно, Машка, которая всего года четыре назад еще считалась самым настоящим ребенком. Машка прошла следующую за Серой дачу – ее почему-то назвали Пустой – потом был дом, который снимал Тайницкий, Машка прошла его, почти не дыша. И вот, наконец, дача Рыпина. Машка остановилась, прислушалась – тихо. Очень осторожно она поднялась по склону обмелевшей Канавы. С задней стороны дома очень удачно разрослась малина, и дети прорубили в ней лаз, знания о котором передавались из поколения в поколение. Как когда-то в детстве, Машка почти что на животе лезла по тоннелю из высохших, но все еще колючих стеблей малины и ежевики. Наконец, Машка села на землю и выдохнула. Она была у самого дома Рыпина, с той стороны, которая выходила на Канаву. Окно здесь было только одно – небольшое окошко подвала, но все равно стоило соблюдать осторожность, потому что было непонятно, кто именно здесь сейчас живет, и зачем этим абсолютно, по мнению Машки, неординарным людям понадобилось снимать дачу в «Сапфире».
Словно бы в ответ ее мыслям до Машки донеслись голоса.
– Доброе утро, Дария. Как ваша голова?
– Не очень, Томас Иваныч, спасибо за беспокойство.
Машка сразу же поняла, кто разговаривает: Томас Иванович – это старик, по Машкиным меркам, по крайней мере, а Дарья – та самая женщина, которую связали Иваневские. Похоже, все это правда, раз старик интересуется ее здоровьем. Ну не пили же они тут до утра, в конце концов, чтобы после этого голова болела.
– Вам все еще плохо? – без малейшего беспокойства в голосе спросил старик.
Дарья вздохнула так громко, что это было слышно даже Машке с другой стороны дома.
– Да какая разница, сегодня же ваш день, Томас Иваныч, – ответила Дарья, – а мне все равно сидеть на крыльце и рассматривать, как вы выражаетесь, провинциальные прелести.
Повисла тишина, как показалось Машке, несколько напряженная.
– Приятно провести время, – наконец, ответил старик.
– А вы куда? – удивленно спросила Дарья.
– В подвал, Дария. Вы слишком долго спите, день начинается гораздо раньше.
Хлопнула дверь, раздалось очень неприличное ругательство от Дарьи, а Машка вжалась в землю. В окошке подвала зажегся свет. Окно было очень близко, Машка могла наклониться и заглянуть в него. Машка быстро прикинула: прямо у окна росла малина, свет в него почти не попадал, так что если Машка заглянет внутрь, то вероятность, что ее заметят, почти минимальна. Не будет же она носом к стеклу прижиматься, в конце концов. Машка заглянула в окно. Стекло оказалось не слишком чистым, что было Машке только на руку, но разглядеть, что внутри, было очень даже возможно. А внутри было такое, что Машка открыла рот от удивления.