Мне на минуточку захотелось чисто философски порассуждать по поводу, но, видимо, не время и не место. Как-нибудь потом, при удобном случае, мы непременно вернёмся к этой теме.
Гесс лизнул мне руку, я погладил его между ушей. Лучи, заглядывающие в большую дыру в крыше, на мгновение вдруг стали очень-очень нестерпимо яркими. Начинается…
Белый коридор, лампы дневного света, знакомая дверь. На узкой лавочке терпеливо сидит католический монах в коричневой рясе, с выбритой тонзурой и усталыми намозоленными руками, а рядом молоденький милиционер с погонами курсанта.
— О, китаёза с псинкой, — повернул голову монах. — Садись, друг любезный, третьим будешь.
— Спасибо, — ответил я. — Видимо, облик нам поменяют только при следующем задании?
— Само собой, — подтвердил милиционер, присоединяясь к разговору. — А вы, дедушка, вижу, с первого задания?
— Угу, гений дедукции.
— Это несложно, — улыбнулся он. — Я в Системе с двенадцати лет, навидался всяких. Пёс, надеюсь, привитый?
— Да, как положено, — соврал я, поскольку в тоне парня явно скользила эдакая ментовская подозрительность.
— Значит, могу погладить.
Гесс так страшно клацнул челюстями, что чудом не откусил ему половину руки.
— Следующий.
Курсанта смыло приливом.
Средневековый монах молча перекрестился и повернулся ко мне:
— Брат во Христе, прими один добрый совет от старого монаха. Никому здесь не верь. Возможно, тогда ты проживёшь долгую жизнь.
— Никому, это, значит, и вам?
Он улыбнулся, кивнул и перекрестился ещё раз.
— Следующий.
Когда мы остались одни, я обернулся к Гессу:
— Ты молодец. Ни разу ничего не ляпнул.
— Хороший пёс? Хорошая собаченька? Погладь мой зад!
— О-о-оу… — Я закатил глаза.
— Лапку на!
Пришлось подержать его за лапу и честно чесать загривок, пока металлический голос из ниоткуда не сообщил, что настала наша очередь. Мы пошли. А кто бы сомневался, правда?
— Два дебила — это сила, — приветствовала нас рыжеволосая Марта.
Переглянувшись, мы с доберманом решили не спорить.
В конце концов, каждый имеет право на своё мнение. Ну и по-любому она права в обоих пунктах, и «сила» и «дебилы».
— Фёдор Фролов, вы…
— Для друзей Тео.
— Мы не друзья, — с мягким нажимом отметила девушка за планшетом, надевая на нос очки. — Не стройте иллюзий, я абсолютно равнодушно отношусь ко всем бесогонам и бесобоям. Работа есть работа, ничего личного. Кстати, вы ещё не решили, к какому берегу прибиться?
— Я гей.
— Чего-о-о??!!!
— А говорила, что абсолютно равнодушна, — хмыкнул я, хлопаясь с доберманом ладонь в лапу. — Ладно, без проблем, Диоген вообще жил в бочке, а называл себя гражданином мира.
— В каком смысле? — опомнилась рыжая.
— Да кто его разберёт, он был тот ещё извращенец. Но я лишь хотел сказать, что понимаю вас и надеюсь на взаимность. Верно, Гесс?
— Она не любит собаченек!
— Это я помню.
— Да ну вас обоих в задницу, — опомнилась Марта, краснея, как луна на закате в сентябрьскую ночь. — Вы всё провалили! Китайским бесам ни к чему знать Деяния святых апостолов православной церкви. У них другие правила, законы и радости по жизни. Трудно было лицо тушью замарать? Бес устыдился бы и потерял бдительность, а вы его кирпичом по затылку!
— Она что, дура, да? — округлил глаза в крайнем изумлении мой пёс. — Ничего не понимает, не любит собаченек, не гладит мой зад, не хочет лапку. Как мне жить?!
— Ох, приятель, думаю, она прекрасно всё понимает, именно потому и…
— Вам не место в Системе! — успела выкрикнуть рыжеволосая.
В тот же миг мы с Гессом вновь стояли в горнице дома Тулуповых, их дочь смотрела на меня зачарованным взглядом, её мать и мать её матери в голос вопили, что я что-то там порушил, кого-то смертельно оскорбил, всех лишил чести и сей же час по гроб жизни обязан жениться.
Слава тебе, всеблагой Господи и все пророки его в порядке очередности, будем надеяться, что вы за меня заступитесь и всё когда-нибудь утрясётся. Гесс, ткнувшись мне в ладонь кожаным носом, вовремя подмигнул, намекая, что здесь он вновь добрейшее бессловесное животное.
— Что ж ты творишь-то от, паря? — донёсся до меня голос отца Пафнутия.
— Разбираюсь с бесом, — честно признал я и на всякий случай добавил для ясности: — Жениться всё равно не буду.
— Дак кто ж те позволит-то?! — Тяжёлая рука моего наставника влепила мне затрещину.