Как вы понимаете, я даже не пытался увернуться. К обоюдной выгоде мне нужно было отсюда вырваться, а ему отмазать меня от нежелательных последствий. Ну, вы уже понимаете от каких.
— Куды ж от пошли-то, батюшка? Монашек от твой беса изгнал, девицу освободил, когда ж от теперь свататься-то будет? А то ж мы их иконою прям сейчас от и благословим, коли чё…
— Сельский ЗАГС через плечо, — оборвал возбуждённую бабулечку отец Пафнутий, осеняя её крестным знамением и щедро целуя в обе щёки. — Девице-то чаю дайте, в больницу сводите, а от в воскресенье на исповедь все предстанете.
— Ну хоть на часок от монашка чёрного оставил бы, ать?..
Батюшка с трудом сдержал рвущееся с уст матерное богохульство, ещё раз пнул меня в спину, да так, что я с наслаждением вылетел в сени. Впервые на моей памяти Гесс оделся самостоятельно, ловко застегнув фуфайку и натянув шапку до бровей.
— Спорим, что добегу быстрее? — предположил я.
Через секунду мы неслись к нашему дому по короткому пути, проваливаясь в снег по колено и вспахивая целину, словно два овцебыка, случайно выжравших по килограмму энергетика.
Мой наставник тем временем неторопливо ставил чашку под самовар. Как?! Он же не мог успеть поперёд нас, это же… это в принципе невозможно. Но…
— На всё воля Божья, — не вдаваясь в более подробные объяснения, хмыкнул отец Пафнутий. — Ну от, паря, садись уже. Выпить не предлагаю, думается, что ты и без того от поговорить-то хочешь.
— Скорее уж выговориться, отче.
— Ну и так от можно, исповедуйся, сын мой. Тебе ж, поди, там от поблажка будет. Думаешь, я не слыхал, как ты от с псиной бессловесной разговаривал?
Доберман вскинул уши, поднимая на хозяина изумлённый взгляд. На секунду мне вдруг резко захотелось сдать жутко болтливого пса, умеющего, оказывается, держать язык за зубами.
— Он не бессловесная псина.
— Ох, прости старика, зазря животину обозвал от. Иди сюда, Геська, не боись, поглажу. Дай от лапку-то!
Доберман, высунув язык от счастья, подставил морду под мозолистую ладонь хозяина.
Я почувствовал в душе лёгкий укол ревности. За то короткое время, что Гесс разговаривал со мной, я уже стал считать его своей собакой. Он меня даже один раз папой назвал.
— Всё, всё, уйди, тварь божия, у меня уже рука устала. Садись от, Федька, про беса твоего изгнанного речь держать будем.
Я послушно сел, налил себе облепиховый чай, подумал и добавил пару кусков сахара, организм требовал глюкозы.
— Так то рыжий бес был али всё ж таки от оранжевый?
— Не помню, честно говоря, всё как в тумане.
— От тока не лечи меня, паря! Сие вопрос-то серьёзный, тут лукавить нельзя, не меня же, а Бога гневишь!
Я отставил чашку, поймал умоляющий взгляд добермана, брови домиком, в глазах слёзы, и, слегка надкусив сухую баранку, незаметно передал ему её под столом. Страшные зубы самым нежнейшим образом сделали «кусь», я вытер пальцы о подол рясы и сам перешёл в наступление:
— Отче, а что вы знаете о Системе?
Не ожидавший вопроса в лоб батюшка чуть не поперхнулся чаем. Видимо, он рассчитывал на некое покаяние с моей стороны, но, увы, не всё теперь так просто.
— Хм-хм, от, стало быть, как, — через пару минут сценического молчания прогудел он. — Оранжевый бес-то не простая нечисть, сиречь стервь опасная, культивированная, симбиозная. Давай от, Федька, поговорим по душам, раз так припекло…
— Пить не буду.
— А я от и не предлагал.
— Вы на шкафчик с настойками посмотрели.
— Ну, тут прости уж старика-то, аз есмь грешен, — недовольно огрызнулся мой наставник, поскрёб в бороде и кивнул. — Добро же, от я с себя и начну. Лет шесть от, коли не более, мне той Системе отдать довелось. Покуда наставником был от, бесогонов-то для них готовил. Опосля, уже как неудобен-то стал, списали меня, такие от дела.
— За что списали?
— Вопросы неудобные задавал.
Я опустил голову, это мне как раз очень даже было понятно.
Самолично постоянно наступал на те же грабли, но что делать, если сама мать-философия переводится как любовь к мудрости, любовь к мысли. А мыслящий человек вопросов не задавать не может. Уж прости великодушно, жестокий мир!
— Теперича от ты как на духу.
— Откровенность за откровенность, — честно согласился я, между делом втихую отправляя ещё одну баранку истосковавшемуся Гессу.
Когда лёгкое похрумкивание под столом стихло, я во всех подробностях рассказал старцу Пафнутию обо всех наших приключениях. Ничего не скрывал, ничего не утаивал, воспроизведя практически дословно все сюжетные повороты и линии диалогов.