— Уважаемый, — вдруг меня тронули сзади за плечо, — мы видим, что ишак лижет ваше лицо. Зачем он так делает, а?
— Обычная лечебная процедура, — не оборачиваясь, пояснил я. — Пот человека солёный и разъедает кожу, а ослы любят лизать соль. Это спасает меня от морщин.
— Сколько же вам лет, почтеннейший? — спросил ещё кто-то.
Пришлось встать и обернуться.
— Мне сто сорок шесть.
— Ва-ах, а на вид не больше пятидесяти?! Воистину ослиная слюна обладает чудодейственным эффектом, — завистливо заметил весьма пожилой мужчина в чёрных одеждах. — Меня зовут ростовщик Джафар, о почтеннейший чужеземец, скажи: а может ли твой благородный ишак облизать и меня? Я заплачу полтаньга!
— Десять таньга и миска жирного бараньего плова, — не задумываясь, потребовал я.
Не буду грузить вас деталями торгов, но примерно через пятнадцать минут сытый и довольный доберман облизывал всех желающих по очереди, наполняя мой кошелёк, а я наконец смог выяснить, где находится та самая «про́клятая» мечеть.
Оказывается, она была за городом, в развалинах старого иноверческого квартала. В своё время пламя войны выгнало с насиженных мест много народа и те, кому было позволено, селились за крепостной стеной Самарканда. Разумеется, не все переселенцы были магометане.
А чтобы обратить мигрантов в истинную веру, было решено поставить там небольшую мечеть с четырёхметровым минаретом. Однако что-то не заладилось, люди приходили и уходили, их косили болезни и обирали разбойники (ну и чиновники в большей мере), так что сейчас в заброшенных развалинах гулял ветер, а по ночам выли голодные шакалы. Но что хуже всего, мечеть захватили шайтаны. Бессчётное множество шайтанов!
Так что теперь никто не рисковал подходить к «про́клятой» мечети после захода солнца, да и при свете дня самые отчаянные храбрецы находили более безопасное место, где можно было с почётом сложить голову. Но, как мне рассказали, всё равно пять-шесть голов было сложено именно там! Потом сообразили, остановились, стали предупреждать прохожих, восточные люди быстро учатся, с шайтанами связываться — дураков нет.
— Я больше… ик… не могу!
— Долижи тех, кто заплатил, а потом резко валим, — согласился я, поскольку язык Гесса уже явно распух и не помещался в пасти. — Всё, всё, всё, правоверные! На сегодня лечебные процедуры закончены, записывайтесь в очередь на завтра. Ишак тоже человек, ему отдых нужен, имейте совесть, не напирайте, завтра — значит завтра!
Не менее получаса мне пришлось успокаивать раздосадованную публику, не брать аванс, не пускать вне очереди, не покупаться на «вот ему двадцать таньга, и пусть лижет прямо сейчас, лопоухая сволочь…».
Я с трудом отбил усталого пса от навязчивой публики, жаждущей немедленного омоложения путём вылизывания, и увёл его на окраину, где мы смогли сесть у дешёвенькой придорожной чайханы.
Хозяин вынес нам глиняную миску воды, и доберман молча опустил туда язык. Даю слово, что вода зашипела от перегрева.
— Сваливаем по-тихому, — предложил я. — Нам ещё до «про́клятой» мечети километра два топать.
— Я не дойду… у собаченьки ножки устали… всех лизь.
— Ты же не ногами их лизал.
— Нет, языком лизь. Язык весь солёный, тьфу… Ты меня не пожалел и не погладил!
Ок, лысина Сократова, Декарт мне в печень, я честно гладил этого нытика ещё, наверное, минут десять. Когда пёс расслабился и решил, что гладить его будут вечно, мне оставалось лишь вновь вернуть окружающий мир на круги своя.
— Всё, подъём, эпикуреец, со всех сторон нас ждут великие дела. Надо двигать к одной мечети, захваченной шайтанами.
— Это кто?
— Это такие восточные бесы.
— Я их кусь?
— Не возражаю.
Придя таким образом к взаимоустраивающему консенсусу, мы толкнулись лбами и направились по указанию нервного чайханщика за городскую стену.
— Вах, зачем туда ходить? Не надо туда ходить, плохое место, нехорошее, не подобающее мусульманину. Аллах всё видит и то туда не ходит, вай мэ…
Как вы понимаете, тем не менее мы высокомерно наплевали на добрый совет порядочного человека и пошли. Стражи без проблем выпустили нас за стену, им же хлопот меньше.
То есть по традициям того времени слуги закона отвечали за порядок в городе, но не за его чертой. Тем более в ночное время суток. А как известно, рогатые шайтаны, в отличие от рождённых в чистом пламени джиннов, предпочитают ночную прохладу.
Когда впереди, в густых зарослях, начали проявляться неровные очертания развалин и косо срезанный столб минарета, осёл встал как вкопанный, прижав уши и упираясь всеми четырьмя копытами.