— Вот вам рецепт на риталин.
— На что?
— Метилфенидат.
— Понятно.
— Будете давать по десять миллиграммов два раза в день. Я советую принимать одну порцию в восемь часов утра, а вторую—в два часа дня.
— А что это? Транквилизатор?
— Стимулятор.
— Стимулятор? Да она сейчас и без этого...
— Состояние девочки не совсем соответствует ее поведению,—объяснил Кляйн.—Это форма перераспределения энергии. Реакция организма на депрессию.
— На депрессию?
Кляйн кивнул.
— Депрессия...—тихо повторила Крис.
— Вы здесь упомянули ее отца,—продолжал Кляйн.
Крис посмотрела на него:
— Так вы думаете, ее не надо показывать психиатру?
— Нет-нет. Давайте подождем и понаблюдаем за действием риталина. Мне кажется, в этом и будет отгадка. Подождем недели две или три.
— Вы считаете, что это нервы?
— Похоже, что так.
— А ее вранье? Оно прекратится?
Его ответ удивил Крис. Кляйн спросил, слышала ли Крис, чтобы Регана ругалась или употребляла неприличные слова.
— Никогда,—ответила Крис.
— Понимаете, это в какой-то степени похоже на ее вранье: так же нетипично для нее, как вы утверждаете. Но при некоторых нервных расстройствах может...
— Подождите-ка,—перебила Крис, пораженная его словами,—откуда вы знаете, что Регана употребляет неприличные слова. Или, может, я что-нибудь не так поняла?
Секунду Кляйн удивленно смотрел на нее, а потом осторожно сказал:
— Да, я хотел сказать, что она знает такие слова. А вы об этом не подозревали?
— Я и до сих п о р об этом не подозреваю! О чем вы говорите?
— Ну, в общем, она нецензурно ругалась, пока я осматривал ее, миссис Макнейл.
— Да вы шутите! В это трудно поверить.
— Мне кажется, она сама не понимает того, что говорит,— успокоил ее врач.
— Я тоже так думаю,—пробормотала Крис.—Может, и не понимает.
— Давайте ей риталин,—посоветовал он.—Посмотрим, что будет дальше. А через две недели я снова ее осмотрю.
Кляйн взглянул на календарь, лежавший на письменном столе.
— Значит, так. Давайте встретимся двадцать седьмого, в среду. Вам удобно? — спросил он, глядя на Крис.
— Да, разумеется,—ответила она, встав со стула, и смяла рецепт в кармане пальто.—До двадцать седьмого, доктор.
— Я поклонник вашего таланта,—улыбаясь, заметил Кляйн, и открыл перед ней дверь.
В дверях Крис остановилась и, погруженная в свои мысли, прижала палец к губам. Потом взглянула на доктора:
— Так вы считаете, не надо к психиатру?
— Не знаю. Но самое простое объяснение всегда кажется самым лучшим. Давайте подождем. Увидим, что из этого получится.—Врач обнадеживающе улыбнулся.—А пока что постарайтесь не волноваться.
- Как?
Крис вышла.
По дороге домой Регана выпытывала у матери, что сказал ей доктор.
— Что ты нервничаешь.
Крис решила ничего не выяснять у Реганы относительно нецензурных выражений.
Но немного позже с Шарон Крис завела такой разговор. Ей необходимо было узнать, слышала ли Шарон, чтобы Регана ругалась.
— Конечно, нет,—удивилась Шарон.—Даже в последнее время ничего подобного не слышала. Но мне помнится, как однажды учительница рисования в ее присутствии выругалась. (Крис специально нанимала человека, который учил Регану рисованию и лепке на дому.)
— Давно это было? — спросила Крис.
— Нет, на прошлой неделе. Но ее-то ты знаешь. Может, она чертыхнулась или сказала что-нибудь вроде «чушь собачья».
— Да, кстати, ты что-нибудь говорила Регане о религии?
Шарон вспыхнула.
— Нет, совсем немного. Ты понимаешь, этот вопрос было трудно обойти. Она ведь задает так много вопросов и... ну...—Она беспомощно пожала плечами.—Мне было трудно. Подумай сама, как бы я ей все объяснила, не рассказав о том, что я сама считаю величайшим враньем?
— Расскажи ей все, а что есть правда —пусть сама выбирает.
В последующие дни, вплоть до вечеринки, которую давно запланировала Крис, Регана аккуратно принимала риталин. Крис сама следила за этим. Однако она не заметила никаких перемен к лучшему. Напротив, появились некоторые признаки ухудшения. Провалы памяти, забывчивость, нечистоплотность, жалобы на тошноту. Появился еще один способ привлекать к себе внимание (хотя прежние больше не повторялись): Регана уверяла мать, что в ее комнате чем-то отвратительно пахнет. Крис принюхивалась, но ничего не чувствовала.
— Ты не чувствуешь?