Потом мы неслись с ним сквозь мокрую метель и такое же мокрое потное месиво блестело у него на харе, словно не было стекла.
— Он же самый умный ведь у меня!..
«Надеюсь, других никогда не встречу», — подумала я.
— Тогда как раз время такое начиналось... возвращались надежды... Казалось, новая разумная жизнь начнется! Я же в честь того Максима его назвал!
— Какого «того»? — холодно осведомилась я.
— Ты что же это, Максима того... не знаешь? — он даже прервал счастливые песни и уставился на меня.
— Что я, всех Максимов должна знать?
— Эх ты! — осуждающе взрыднул он. — «Юность Максима»! Фильм такой! При тоталитаризме запрещён был, хоть и про революцию рассказывал! Максим! «Крутится-вертится шар голубой»! — он изумленно уставился на меня. — Не знаешь?
— У нашего поколения другие шары! — отрезала я.
— И думалось, что не только фильм... — вздыхал он, — что вообще всё хорошее возвращается!
— Ясно.
А сейчас я мчалась в икарусе встречать дорогих гостей и лепил точно такой же мокрый снег, как будто время совершенно не движется или кружится на одном месте.
Но ведь был тот горячий балкон. И он шел мне навстречу, протягивая ручонки, счастливо улыбаясь. Я закрыла глаза и погрела лицо теми лучами, никогда не уходящими.
Ведь сегодня — встречаем Новый год!
— Дамы и господа! Рейс четыреста восемьдесят семь из Парижа совершил посадку!
Перед этим я сгоняла в «Волну», где мы когда-то так сладко выпивали и любили друг друга сразу после знакомства, вытащила «генерального», что было нелегко. Он сидел в комнате в каком-то зипуне, густо небритый.
— Приезжают сегодня — понимаешь ты это? В палаццо твое е....е! Усёк?! Мало того, что там не сделано ничего, даже горшки те же жуткие, — ты хотя бы можешь там появиться?
Качнулся, но ничего не сказал.
— В программе фейерверк записан! Понимаешь меня? Где фейерверк?!
Тут в глазах его затеплился какой-то огонёк, он пригляделся ко мне более пристально и произнёс:
Он размахивал рукой дальше, но строчки кончились.
— Всё! Поехали! — я рванула его. — А то без шкуры останешься!
Я доволокла его до платформы, и тут он снова упал.
Тут прилетели наши ангелы-хранители — «мастера дрезины» — в оранжевых накидках, похожих на крылья.
— О, Олеговна! Правильно, что приехала! Я ему чётко сказал — больше не притащу! Тебе надо в город его? Сделаем! Данилыч! Схавай чего-нибудь! Отличный сырок! На, покажи ему, как вкусно!
Я стала размазывать язычком сыр по губам... Может, хоть что-то его возбудит?
Ну, всё? Продемонстрировала отличные качества сыра. И сына... Чего ещё?
Я доставила Данилыча в «мозговой трест», сказала им, что к одиннадцати он должен быть как огурчик, встречать дорогих гостей в своём роскошном дворце, и на автобусе рванула в аэропорт.
Из узких таможенных щелей стали выдавливаться слегка помятые, но оживлённые французы... явные безумцы, поверившие в то, что здесь их ждёт что-то хорошее!
Я помахала им ручкой, побежала, радостно улыбаясь. Вот такая я! Туфли жмут, а я довольна!
Последними появились слегка напряженные Макс и Николь: они-то знают, что хана может нагрянуть из-за любого угла!
Я звонко расцеловалась с Николь, потом прильнула к Максу, нюхнула у него за галстуком... и капризно оттолкнула: «Противный! Надушился зачем! Где твой запах?»
Он как бы вспомнил нашу «тайну», улыбнулся, но как-то напряжённо: видно, Николь времени не теряла и на своей территории быстренько восстановила «статус-кво»... И правильно!
Гомоня, они хватали свои яркие чемоданы, катили к автобусу.
— Bonjour, mesdames et messieurs! — я держала микрофон так, словно это было нечто более волнующее и с трудом удерживаюсь от того, чтобы не сунуть его к себе под юбку.
— Je m’appecle Natalie!
Бурные овации! И строгий взгляд Николь: «Какая ты Натали?» ...Поехали!
Окраины были снежными и суровыми, как в блокаду.
Макс был надутым, как раньше. Неужто всё напрасно?
Отчаяние затопляло меня. Я встретила дорогих гостей в одном из худших городов мира, сейчас везу их в одну из худших гостиниц мира — гостиницу «Советскую» (хоть бы в «Антисоветскую» её, что ли, переименовали!) на одном из худших в мире автобусов, а сделать все это божественно прекрасным должна я! Всё одна я! А усы отрастить не прикажете?