«Только тот, кто носит ботинки «Парадайз», может бить ногами лежащих девушек!»
«Она хотела подняться, откинуться; но что-то огромное, неумолимое толкнуло её в голову и потащило за спину».
— Извини! Я погорячился! — он впервые открыл рот где-то уже под Любанью.
«Погорячился» — немножко не то слово. Но не будем придираться к словам.
Железный феникс
— Господи! Ну что же это за поколение такое?! — Алекс в отчаянии бегал по моей комнате.
Я лежала перед ним, как панночка из повести «Вий», бледная, прекрасная, вся в ранах и кровоподтеках и сплошь в цветах.
Ранним утром, ещё до того как он примчался, раздался звонок, потом радостный гогот суседа Коли, потом как бы ещё во сне стали появляться какие-то зловещие люди и униформе и ставить вокруг меня букеты тюльпанов.
«Эге-ге! А тюльпанчики-то твои на могилках растут, — подумала я лукаво. — Но я-то вроде ещё жива».
После этого я доползла до телефона и позвонила Алексу, и он примчался неожиданно быстро.
— Ну что ж это за поколение?! — в отчаянии повторил он.
Чувствовалось, что судьба поколения волнует его гораздо больше, чем моя!
Уже поздно ночью мы добрались с Аггеем до Питера, дружески переночевали у меня. Утром я увидела Аггея голым, стоящим у окна и страстно разглядывающим свою знаменитую бумагу на свет: видно, он тоже не очень доверял московским своим корешам.
— Всё! А теперь вези меня к нему! — властно мотнув своим огромным судаком, он указал на дверь.
Я подумала, что, если действительно какая-то опасная бумага, надо, чтобы Алекс узнал.
До этого я ещё попыталась мирно их развести: мол, у тебя тюльпаны, цветы жизни, у него, как я понимаю, в основном — пушки, что между вами общего, что делить?
— Да, он оттяпал себе всё, начиная с торговли оружием, и я это не намерен больше терпеть! Я тебя держу как переводчицу между собой и этим, и ты будь так уж любезна, переводи!
Я позвонила в офис, и его верная Анна Сергеевна сухо сказала мне (конечно же, узнав):
— Он на базе.
— ...Так. Теперь налево.
Мы проехали с ним на его «броневичке» проспект Газа, Митрофаньевский проспект, Ташкентскую улицу, Промышленную улицу.
Вдоль дорожки тянулся дикий болотистый берег залива, с засохшим камышом, грязно-белым льдом.
Он встревоженно стал шевелить маленький ящичек на ремне.
— Куда ты меня завезла? Тут даже пейджер мой не работает!
— Заработает!
Вдали медленно двигались, словно стояли, маленькие корабли — те по Промышленному фарватеру, а эти по Гражданскому... Из гнилого тумана чуть виднелись грязные островки: Канонерский, Гутуевский...
Мы затормозили.
С двух сторон маячил сивый засохший камыш, посередине были железные ворота, покрашенные военной серой краской и украшенные — на каждой створке — якорьком.
Аггей настойчиво стал сигналить. Когда-то этот волшебный звук спас мне жизнь, а теперь, скорее всего, пророчил гибель.
Какие-то люди подошли к воротам с той стороны, посмотрели и, лениво переговариваясь, ушли.
Аггей, сжав зубы и побледнев, разогнал свой «броневик» с кроватной никелированной спинкой вместо бампера и врезал в ворота. Полетела ржавчина, шелуха, ворота покачнулись, но устояли. Аггей бешено вырулил назад, снова разогнался... я подняла руки, зажмурилась.
По дороге Аггей также говорил мне, что он принадлежит к древней народности уро, выселенной этими русскими, и теперь он хочет рассчитаться за это!.. и снова мной? Что, я ещё за государственные преступления должна отвечать?
Не открывая глаз, я слышала дикий скрежет, запах открывшейся болотной жижи. Я открыла глаза. Ворота рухнули, и броневичок теперь победно стоял на них.
— Вот так вот... всё прогнило давно! — торжествующе проговорил он, и мы медленно въехали.
Впрочем, ехали мы недолго — наверное, метров десять всего.
Это был грязный, закиданный двор или, точнее, мыс, обставленный по краям покосившимися промышленными сараями. Посередине двора стоял покосившийся деревянный стол, и за ним в промасленных ватниках и таких же штанах сидели Алекс и его свита. На столе красовалась груда ржавчины — насколько я понимаю в технике, они перебирали старый дроссель.
Алекс поглядел на нас сквозь очки (в очках, вспомнила я, он выглядел крайне добродушно) и тут же снова опустил глаза к проблемам дросселя.
Зловеще медленно Аггей вышел из броневичка. Я, испуганно блеснув коленками, выскочила за ним. Аггей медленно подошел к столу, ещё медленнее (впрочем, никто на него и не глядел) растворил свой кейс и пришлёпнул на стол знаменитую свою бумагу. Алекс мельком глянул на неё сквозь очки, потом брезгливо взял пальцами за уголок и протянул Несвату.