Ангелы под потолком радостно сияли. Десятилетиями наблюдая лишь унылых венериков, они увидели — и вспомнили — самый высший свет!
Я была в маленьком зеленом платье от Диора, бледно-рыжие мои локоны были стянуты черепаховой заколкой — от Версаче, а в ложбинке груди светился маленький рубиновый крестик — от моей польской прабабки.
Алекс в морском мундире всего с несколькими самыми ценными орденами (за подвиги в необъявленных войнах) был крайне представителен (или репрезентативен — точно не знаю).
К сожалению, старший сын находился в Париже, младший — в бегах, но это не афишировалось.
Церемониймейстер (за эту роль с энтузиазмом взялся один известный артист) громогласно оповещал о появлении всё новых сиятельных особ. В основном они прибыли из-за рубежа на съезд русского дворянства в Москву — и заглянули на огонёк к нам.
Были:
Князь Кочубей с супругою Анной Львовной, урождённой... не помню.
Ксения Юсупова (из Греции).
Обер-егермейстер Дмитрий Павлович Нарышкин с преисполненной благородства супругой Натальей Львовной, а также их дочь Мари.
Кирилл Эрастович Гиацинтов, граф, доктор медицины и бизнесмен, бесплатно поставляющий в Россию медоборудование.
Петр Базилевский, потомок самого Колчака.
Князь Голицын, президент городского банка Нью-Йорка.
— К-хс, к-хе... Вхсхда на этих великохветхих пхиёмах одна тхудность — хах отхичить хохтей от ффихиантхоф — все фо фхахах!
— По лицам, гохубчик, по лицам!
Графиня Дагмар де Брант, гранд-дама имперского Ордена Святого Иерусалимского.
Лобанов-Ростовский, шеф сиротских домов от Австралии до Гренландии.
«Анны» на шеях, кресты, усыпанные бриллиантами, на лацканах фраков.
Паншин с достоинством обменивался рукопожатиями с мужчинами, целовал ручки дамам, потом делал широкий плавный жест в мою сторону, ничего не говоря. Это было абсолютно гениально: мол, вы, конечно же, сами узнаете... И все радостно склабились.
Наоборот, некоторая неопределённость, или, как говорим, мы, химики, незанятая валентность, создавала наибольшее притяжение именно сюда.
Хор «Ангельские голоса» — под руководством моего сына — грянул «Мадригал»!
Кстати, было 14 февраля — Валентинов день, известный во всём мире День влюбленных! В эпоху правления жестокого цезаря Клавдия врач и подпольный христианин Валентин заставил прозреть слепую дочь собственного тюремщика — и все, поздравляя друг друга с этим светлым праздником, чокались шампанским и целовались.
Прибывший буквально на полчаса мэр открыл первую в России столь полную выставку Фаберже и, сияя благожелательностью, убыл.
Ко мне, улыбаясь, подошла строгая дама и протянула визитку, усыпанную блёстками: «Синтия Колман, менеджер отдела русского искусства на аукционе Сотбис».
Оживление нарастало.
Граф и графиня Бобринские.
Барбара Оболенская.
Княжна Мария Оболенская.
Щербатовы (пять штук).
Граф и графиня Триюли.
Люденские.
Сидамон-Эрастовы.
Граф Телячий (?!)
Барон и баронесса фон Хагефельс.
— Вы представляете, мы пришли сюда пешком... и никакой одышки! — поделился со мной радостью барон. Вообще, что приятно, абсолютная простота, душевность, я бы даже сказала — наивность. И никаких радиотелефонов в карманах шкафов-телохранителей за спинами... Погибать так погибать!
«Кто там в малиновом берете с послом испанским говорит»?
...Так то же я!
Флоренс Татищева.
Джон Пущин.
Вокруг меня образовался самый блистательный кружок — разговор шёл на безукоризненном французском. Со мной стояли Игорь Холодный (потомок знаменитой актрисы Веры Холодной), возглавляющий «Всемирное общество помощи русским детям», и вице-президент Общества Серж Осоргин; мы говорили о возможности открытия филиала этого общества в Петербурге, я обещала всячески поспоспешествовать... Но тут, словно из иного забытого мира, возник толстый Несват (туго, но неумело затянутый во фрак) и спросил грубо:
— А где шеф?
Шеф сидел в своем ореховом кабинете за длинным резным столом в таком же кресле под огромной японской вазой, украшенной красно-сине-белым противоестественным сплетением мужских тел...
— Что с тобой?
Он сидел с закрытыми глазами, заложив руку за борт кителя, и мучительно морщился.
Потом, собравшись с силами, кивнул на телефон:
— Этого... схватили!
Видимо, младшенького.
Я вытащила из кителя нитроглицерин и выкатила рубиновый шарик на его бледный язык.