В течение получаса я довольно холодно уже наблюдал за стремительными своими взлетами и падениями — в конце концов я уже ехал в Боготу через Бугульму... но тут Леха устал.
— Ладно, — проговорил он. — Договорились в общих чертах! Пойду гляну, как Яка Лягушов там лежит.
В этот момент в бар вошел Скукоженский, подошел к стойке и, явно не зная самого главного, заказал себе скромный кофе.
Леха злорадно подтолкнул меня локтем, подмигнул.
— Эй ты, Скукоженский! Не признал, что ли? Чего не здороваешься? — внутренне ликуя, привязался Леха к нему.
— Я уже, кажется, говорил вам, что моя фамилия Скуко-Женский! — надменно дернув плечом, проговорил тот.
— Ой, извини, подзабыл маленько! — юродствуя, завопил Леха и, потрепав Скуко-Женского по спине и заговорщически подмигнув мне, ушел.
— Можно вас буквально на долю секунды? — с изысканной вежливостью обратился вдруг ко мне Скуко-Женский.
— Пожалуйста, пожалуйста! — я торопливо пересел к нему.
— Сначала — о деле, — сухо проговорил он.
Как будто потом мы с ним часами будем говорить о душе!
— Ваш доклад поставлен на завтра.
— Ну?! Это хорошо! — я обрадовался.
— Теперь — мелочи. Как вы считаете... этот... — он пренебрежительно кивнул вслед ушедшему Лехе, — окончательно потерял человеческий облик или еще нет?
— Ну, знаете! — я встал. — Эта работа не по мне! Даже если бы я и знал что-то, все равно бы не сказал!.. Значит, завтра? Огромное вам спасибо! — я поклонился.
— Кстати, — проговорил вдруг он. — Не советую вам в вашем докладе... очень уж заострять некоторые вопросы: есть люди более компетентные, которые сделают это лучше вас!
— Спасибо, разберусь как-нибудь! — я ушел. Выскочил я оттуда с ощущением счастья — как хорошо, что все это кончилось!
Но оказалось — нет! Я быстро шел по коридору к номеру — вдруг какая-то дверка распахнулась, оттуда пар повалил, высунулась голова. Я испуганно шарахнулся... Леха.
— Заходь!
Я зашел (это оказался предбанник), сел.
— Ну как? — кутаясь в простыню, Леха усмехнулся. — Златоперстцы эти... уже выспались на тебе?
— В каком смысле?
— Ну, заставили уже что-нибудь делать для них?
— Абсолютно нет!
— Ладно, это мы будем глядеть! Раздевайся!
Я задумчиво стал раздеваться. Появилась старуха в грязном халате, с темным лицом.
— Слышь, Самсонна! — мелко почесываясь, Леха заговорил. — Дай-ка нам с корешем пивка!
— Где я тебе его возьму? — рявкнула она.
Леха подмигнул мне: «Во дает!»
— Слышь, Самсонна! — куражился он. — Веников дай!
— Шваброй счас как тресну тебе! — отвечала Самсонна.
Я огляделся... Собственно из роскоши тут имелась одна Самсонна, но большего, видимо, и не полагалось.
Мы вошли в мыльную. Тут были уже голые Лехины союзники — Никпёсов, Щас, Малодранов, Блдым, Вислоплюев, Темяшин.
Леха быстро соорудил себе из мыла кудри и бородку.
— Можешь одну штукенцию сделать? — наклоняясь к моему тазу, проговорил он.
— Какую именно?
— Выступить против Златоперстского. А то, из наших кто вякнет, сразу смекнут, откуда ветер, а так — вроде как объективно...
— Да я совсем не знаю его... — я пробормотал.
— Ну и что? — Леха проговорил.
— Да нет... не хочу! — стряхивая мыло, я стал пятиться к выходу.
— Крепконосов за нас... Ухайданцев подъедет! — выкрикивал Леха.
— Нет!
— Чистеньким хочет остаться! — крикнул Елдым. Я вдруг увидел, что они окружают меня.
Пока не стали бить меня шайками, я выскочил.
Тяжело дыша, я подходил к номеру... Ну, дела!
Следующие три часа я работал, писал свое выступление и по привычке, автоматически уже, жевал бумагу и плевал в стену перед собой... такая привычка! В конце опомнился, увидел присохшие комки, ужаснулся: ведь я же не дома! И не отковырнуть: для прочности я добавляю туда немного цемента.
Раздался стук в дверь. Я вздрогнул... Леха.
— Ну, а для переговоров с ними ты пойдешь? Ведь, надеюсь, ты не против переговоров?
— Нет.
Оделся, пошли. Спустились в бельэтаж, постучались. Долгая тишина, потом:
— Да-да!
Открыли дверь, вошли.
Златоперстский, величественный, седой, сидит в кресле. Вокруг него суетятся его ученики: Здецкий мелким ножичком нарезает плоды дерева By, Скуко-Женский, мучительно хватаясь за виски, варит какой-то особый кофе.
Златоперстский долго неподвижно смотрел на нас, потом вдруг вспомнил почему-то: