А вчера вечером мы с ней сидели в ресторане «Морское дно» и, попивая шампанское, говорили о фильме, который она хотела бы снять по своему замыслу, но совершенно независимо, хотя и на деньги пароходства и в помещениях этого плавучего суперотеля, называемого простодушно «паромом». Луша была в вечернем платье, строгое колье лежало на её открытой груди. Мы старались быть незамеченными, но разряженные дамы и господа, наши новые богачи, к началу шоу-программы заполняя зал, сдержанно поглядывали на нас. Как я понял по некоторым её рассказам, она плыла этим паромом не первый раз и была в некотором роде местной знаменитостью, а, может быть, отчасти и рекламой: вот, мол, какие люди — частые гости на нашем пароме! Что обожают здесь её, а не меня, я понял сразу, но не расстроился: что делать? Меру своей популярности я уже успел понять, хоть ощущение было не очень приятным.
Ожидая Лукерью, я сидел в «Ореховом салоне». Рядом на упругих кожаных креслах такие же упругие бизнесмены, попыхивая сигаретками, переговаривались о своём кровном и вскользь поглядывали на огромный экран. Я тоже поглядывал — тем более «вскользь», что на экране в этот момент и разглагольствовал в своей регулярной передаче про нашу культуру (Луша позвала меня под впечатлением предыдущей). Вроде бы никто не увязывал меня с болтуном на экране, но тут маленький злой навороченный крепыш — по виду скорее «боец», чем бизнесмен, — нарочито закипая, вдруг вспылил:
— Да что мы эту бодягу смотрим, по первой сейчас — НХЛ!
Я почувствовал, что меня «увязали» и «выступление» носит демонстративный характер.
Крепыш в желто-зеленом «адидасовском» костюме в ярости даже подпрыгнул на упругом кожаном кресле, на лету задёргав руками и ногами, и плюхнулся назад.
Тут главный бизнесмен, окружённый подчинёнными, медленно повёл в мою сторону глазами — он, судя по всему, уже вышел на тропу респектабельности и скандалов не хотел.
Я и сам наблюдал за собой со злобной иронией.
— «Уважения», говоришь, захотел? А где, интересуюсь спросить, вот этот ваш костюмчик, бутылошного цвета, в котором вы на экране? Ах, продали, в комиссионный отдали? Неужто такая нужда? Что вы говорите?!
Да, продал! И денежки уже получил и истратил уже, и, где теперь американский мой этот костюмчик, увы, не знаю; и сейчас, может быть, новый достойный хозяин видит его на экране и, усмехаясь, говорит любовнице (жене): смотри-ка, мой костюм выступает. Неплохо держится.
Мое выступление не встретило большого сочувствия в этой среде — крепыш, лишённый НХЛ, так и кипел:
— Лапшу вешает со своей культурой! Была бы кому нужна эта его культура, — не подохла бы!
«Да, — подумал, я, — этот народный самородок абсолютно прав! Сколько мы тянули нашу музу, сколько реанимировали, сколько десятилетий холили эту высоколобую даму, любимицу нашего брата-отличника, а неживучая оказалась, и даже на лекарства ей никто не дает. Чего я тут мямлю? Все ясно до слёз!»
— Да чего ты дергаешься? Никто эту лажу и не смотрит! — как бы обращаясь к первому, но явно целя в меня, проговорил второй крепыш, в тропических босоножках. Обстановка сгущалась, и даже шеф, подняв усталые глаза от бумаг, посмотрел сначала на них, а потом на меня:
«А что? Похоже, застоялись ребятки без работы, может, дать им слегка размяться — жалко, что ли?»
Но тут все повернулись назад — в дверях салона стояла Луша, в полупрозрачном платье... умела она выбирать для своего появления подходящую позу — и момент! Сразу повеяло блаженством — злобные крепыши даже поднялись, уступая кресла... Но Луша, играя бёдрами, направилась ко мне. Я несколько запоздало вскочил, облобызал сочную её руку, выскользнувшую из платья. «Бандиты» наблюдали наш альянс в полном отпаде. «Мозг покупает себе секс»... вернее, наоборот.
«Вот она — Новая Муза!» — с наслаждением оглядывая цветущую Лушу, подумал я. Вместо прежней — состарившейся, всем надоевшей непонятными, непомерными своими требованиями, — эта — всем доступная, с простыми, ощутимыми формами!
Мы чопорно проследовали в ресторан, сопровождаемые восхищенными взглядами.
— Как вы устроились? — церемонно осведомилась она.
— О, превосходно! — воскликнул я. — Но, вероятно, это стоит немалых денег? — Я сунул руку за пазуху.
— А, это проблемы пароходства! — Луша махнула лебединой своей рукой.
Лакеи отодвинули-придвинули нам стулья — в суровой жизни на суше я уже как-то позабыл, что такое бывает!