Николай Михайлович пропустил их оживление мимо ушей. В глаза ему бросилась надпись на носу судна, у основания бушприта: «Феликс Дзержинский». В его памяти тотчас вспыхнули крылатые стихи любимого поэта:
В порт горящий,
как расплавленное лето,
разворачивался и входил
товарищ «Теодор Нетто».
Глуховатый голос начальника пароходства притушил пламя юношеского восторга:
- Был «Ежов», а сейчас «Феликс». Хорошо, если теперь навечно…
- И куда он ходит? - неловко спросил Николай Михайлович.
- В основном в Нагаево. Он сейчас флагман Дальстроя.
- У Дальстроя свой флот?
- Не большой, но флот. Пароходы: «Дальстрой», «Ягода», «Джурма», «Кулу», «Индигирка». Кстати, на «Феликсе» прибыл Берзин.
- И он на корабле?
- Нет. При заходе в Находку он высадился там. В Находке тоже его вотчина.
- Первый раз слышу.
- Всё впереди. Ещё узнаете… К вам он зайдёт обязательно.
- Вы в этом уверены?
- Как в себе.
Судно принимало груз, он был в сорокатонном пульмане, одиноко стоявшем на рельсах. Широко распахнутый дверной проём был забит ящиками до самого верха. В свободном пяточке пульмана возилось несколько грузчиков- подавальщиков. Другие подхватывали ящики и осторожно наполняли ими грузовую сетку. Наполнив сетку, тут же отходили. Задрав головы, провожали её глазами. Казалось, с какой-то опаской следили, видимо боясь, что лебёдчик на борту судна может встряхнуть сетку, каким-либо неловким движением рычагов, и ящик, небрежно уложенный ими, вывалится и грохнется с высоты на палубу. Когда сетка скрывалась в трюме, оживлялись и начинали, не спеша, заполнять очередную.
Не придав этому значение по своей неопытности, да и по спокойному виду сопровождавших его товарищей, Николай Михайлович, чтобы показать грузчикам своё внимание к их тяжкому и нужному труду, к которому по силе не каждый способен, бодро, как и подобает начальству, спросил:
- Что грузите, товарищи?
- Да чёрт его знает что! - ответил самый бойкий. - Нам всё одно. Было бы больше перевалок да потяжелее груз.
- Отчего так?
- Каждая перевалка стоит отдельно, - подмигнул грузчик.
- Сколько же сейчас перевалок? - улыбнулся Николай Михайлович.
- Сейчас всего-то? Две. Из вагона в сетку – одна. В трюме из сетки – вторая. Не густо.. Но груз подходящей, - переглянулся с напарниками и, отходя с ними к пульману, добавил. - Рисковать можно…
Николая Михайловича повернулся ко Льву Осиповичу:
- Почему риск? Что за груз?
Тот было замялся, но кроме правды ничего придумать не мог. Да и зачем. Весь Владивосток знал, что порой грузят в Нагаево, кроме заключённых.
- Аммонал, динамит. Как обычно…
- Взрывчатку?! - оторопел Николай Михайлович. - И сколько?
- Порой тысячу тонн, но бывает и более. Всё зависит от парохода и заявки Колымы. Сколько подтвердит товарищ Берзин, столько и отгружаем. Наше дело выполнять, - и опять его щёки задёргались.
Но это не смягчило Николай Михайловича.
- И всё здесь?! В центре Владивостока…
- Где же ещё?
- Вдруг взрыв? Что тогда?
Лев Осипович пожал плечами.
Николай Михайлович повернулся к Александру Афанасьевичу:
- А вы куда смотрите? Случись взрыв, и от города ничего не останется. Почему грузить разрешаете здесь, в центре? О последствиях подумали? Разгильдяйство! Вредительство! Кто-то должен ответить! - выкрикнул он, не сдержавшись. И тут же опомнился: