- Детей рожать и мужского полу. Взамен тех, которых сейчас война проклятая выбивает.
- Опять для войны? Нет уж!
- Для войны или нет, это как судьба приложит. Мы рожаем для продолжения жизни. А воспитываем и для защиты нашей земли, нашего Отечества. Погибают они героями и с надеждой, что мы, родившие их, не оставим нашу Родину без сыновей, зачахнув в одиночестве.
- Я согласна, Но от кого рожать-то? - покачала головой солдатка.
- Охотники найдутся.
- И они будут трудиться и за себя, и за того парня. Достанется же моему, если вернётся! - вскинулась солдатка. - Нет, я делиться ни с кем не собираюсь. Сама от него нарожаю сколько надо будет. Только бы вернулся… Какая же я дура была, не давала ему ласкать себя. Чуть что и я: «Вот зарегистрируемся, тогда хоть ложкой ешь!». Пришла ему повестка из военкомата, как только война началась, мы – в загс. А оттуда, прямо к эшелону. Там и поцеловались первый раз. С тем и на фронт уехал, ласки моей не зная. Ох, дура! Теперь губы по ночам кусаю… Вернётся, я его зацелую…
- А у меня три сына. Мы с моим будто чувствовали, что нас ждёт, вот и успели нарожать. Старшему четырнадцать лет. Он сейчас плавает юнгой в пароходстве, где отец работал. Младшие тоже туда нос навострили, - поделилась вдова с какой- то надеждой, и слабая улыбка окрасила её материнское лицо.
- Ну, вот и женихи будут! Всё наладится, - подхватила Дарья Семёновна и повернулась к Наталии Тимофеевне. - А ты как думаешь?
- Да так и думаю, - улыбнулась Наталия Тимофеевна. - Рожать надо.
- Торопись, пока муж под боком, - назидательно кинула Дарья Семёновна. Но будто спохватившись, что слова будут восприняты как какой-то упрёк с её стороны, тут же обмолвилась христианской фразой: «Все мы под Богом ходим!». Её слышала от предков, когда, будучи пионеркой, пророчила им, что они будут наказаны за то, что не снимают почерневших икон, висевших в красном углу избы. А они, перекрестив себя и её, малолетнею всезнайку, опирались на эту фразу, как предвестницу судьбы, которая всех ждёт, независимо от положения. Выходит, не зря перекрестили. Вошла она и в её память, а скорее, в душу, которую она, закоренелая атеистка, и не замечала в себе, живя плотскими чувствами.
«Беда общая открыла для меня и людей мою душу, - подумала Дарья Семёновна, чувствуя во всём своём засохшем теле материнские соки. - Не поздно ли? Лучше поздно, чем никогда! Любого фронтовика пригрею, а он меня».
Глава десятая. Почин.
Николай Михайлович подошёл к окну своего кабинета. Последнее время у него стало привычкой начинать рабочий день с этого. И не для того, чтобы полюбоваться, как в мирное время, бухтой Золотой Рог в рассвете восходящего солнца, а для того, чтобы окинуть своим проверяющим взглядом рейд, причалы торгового порта и убедиться, что изменилось там за прошедшие сутки. Вечером он считал нужным для себя из окна пересчитать пароходы, заполненные грузом до отказа, стоявшие на рейде в ожидании разгрузки, утром проверить. И каждый раз ему казалось, что за ночь их количество не уменьшается, а увеличивается. Туман ещё не рассеялся над бухтой. Видимость была плохой. И, наверное, из-за неё он не досчитался. Стало легче. Хотелось, чтобы было так. Всё надеялся, что порт начал справляться.
Основной заботой его после соглашения о Ленд-лизе стали: Дальневосточное морское пароходство и Владивостокский торговый порт.
Недавно начальник пароходства, вводя его в курс дела, говорил:
- На плечи нашего пароходства легли сейчас, можно сказать, все перевозки. Черноморское пароходство приказало долго жить. В Балтику – не подступись. На севере открыты два порта: Мурманск и Архангельск. Пароходство там – тоже не разгонишься. И прорываются туда конвои союзников только под охраной военного флота Англии, да и то, теряя пароход за пароходом. Остаётся менее опасным Тихий океан и один порт Владивосток, связанный с западом железной дорогой. Но для заграничных коробок порт закрыт. И обсуждению не подлежит, - произнёс он не то, что с сожалением, а с сердцем.
Николаю Михайловичу было понятно почему. Но поправлять не стал. Решил не забыть, чтобы при случае напомнить адмиралу Юмашеву, который, как и предшественник его Кузнецов, оберегал форпост от вражеских взглядов. Теперь же яснее ясного стало, к чему это привело и чем это стране обойдётся, а торговому пароходству в частности. Он лишь спросил: