- Он сейчас тальман, Прокопий Дмитриевич, - будто переча ему, бросил начальник пароходства. - Ему не до нас. Он делом занят.
- Лёгким делом для его возраста, - заметил Николай Михайлович. Ему показалось, что не сочетается должность помполита да и имя, и отчество, с которыми должны к нему обращаться, с тем, как он выглядел. А выглядел он совсем молодым. Ни одной морщинки на лице, ни залысин на выпуклом лбу. Только густые волосы, стриженные под «бокс», почему-то, как снег. От рождения что ли? - Ему бы надо быть, где все. А все, наверное, в трюме. Там, как я понимаю, передний край. Сюда можно было и девушку поставить, как у трапа.
- Молод-то, молод, но зрел, - сурово вступился за помполита Прокопий Дмитриевич. - Это я, как начальник политотдела заверяю. Я его лично рекомендовал. Он войной проверен. Она его отметила на переднем крае, как фронтовика. Теперь инвалид. Да оторвись на минутку, помполит. Мы тоже не зря на борт поднялись.
- Да какой я фронтовик, Прокопий Дмитриевич, вы же знаете, - с нескрываемой досадой протянул помполит и, повернувшись, опустил указательную руку. У неё был только большой палец. От остальных и культяпок не осталось. Увидев перед собой высокое начальство, он смутился. Но не из-за изуродованной руки, конечно. А из-за того, что не заслужил, как фронтовик, такого внимания, да и как помполит тоже.
Николой Михайлович тоже почувствовал себя неловко. И машинально спросил:
- Давно с фронта?
- Да не пришлось мне побывать на фронте, - с чувством вины сказал помполит. - Эшелон наш разбомбили в стружку. Мне осколком пальцы снесло, как бритвой. Я – в воронку. Меня там и засыпало. Думал всё, шабаш. Как в могиле лежал, меня еле живого раскопали. Провалялся в госпитале, списали подчистую. Вернулся во Владивосток, а все – фронтовик, фронтовик. Какой я фронтовик? Да и тыловик тоже… До войны в Дальзаводе токарем был. А теперь какой из меня токарь?..
- Когда в партию вступили?
- В сороковом. Я уже был комсомольцем, секретарём ячейки в цехе.
- Образование есть? Десятилетку окончил?
- Не успел. Так получилось. После окончания восьмого пошёл работать.
- Маловато для помполита.
Николай Михайлович укоризненно посмотрел на начальника политотдела, хотя и знал, что образованных помполитов негде взять. Самому пришлось утверждать после ХХYIII съезда партии выдвинутых с низовой партийной работы товарищей, многие из которых не имели среднего образования, не говоря о высшем.
Начальник политотдела тоже знал и сказал:
- У меня церковно-приходское было в его возрасте, а я уже был полковым комиссаром.
- Ого! - словно очнулся от каких-то своих дум Александр Афанасьевич, видимо вызванных с почином команды, который без него ничего не значил, если бы он не посетил судно. - А я и не знал, что у меня такой комиссар. То-то ты берёшь быка за рога. Чуть не тот ход – и я подписывай приказ. Никак не могу привыкнуть.
- Много чего мы не знаем, - обиженно буркнул Прокопий Дмитриевич. - Была бы голова на плечах.
- Не дуйся, комиссар. Ещё Сократ говаривал: «Я знаю, что я ничего не знаю», - пошутил Александр Афанасьевич, любивший при случае подколоть своего ретивого помощника по политической части.
- А ещё Сократ утверждал: «Познай самого себя», - блеснул вскользь Николай Михайлович своими философскими знаниями, заложенными в академии. Обещанный ЦК диплом он так и не заслужил в мирное время, как ни старался. А в военное… и без старания каждый день был защитой. Приёмной комиссией был сам. Сегодня почему-то чувство было такое, что защита началась неудачно. Но тешил себя тем, что день только начался. Не суди по началу, а суди по последнему слову. Прозвучит заключительным аккордом, значит, диплом в руках. Только вручать самому себе как-то неловко. ЦК в основном сейчас вручает ордена. Но что ему могут вручить, он и не помышлял.