По мере слов сына, удивление Бажена переросло в ярость – доселе пестуемый им, ни в чем не знающий отказа, сын и наследник разом оказался, по словам отца, непонятно что возомнившим о себе, негодным и глупым щенком. Когда же Ставгар, несмотря на родительский гнев, так и не переменил своего решения, Бажен указал ему на дверь со словами: «Ну, коли война для тебя – лучшая невеста, то и ступай на нее. Можешь на ней же, и остаться – грустить не буду!»
Последующие три дня по-прежнему гневающийся отец не перекинулся с сыном даже парой слов, а когда пришла пора прощаться, Бажен и вовсе ушел к себе в комнату, позвав за собою исплакавшуюся за эти дни, тщетно пытающуюся примирить отца и сына Лиадану – даже в прощании с матерью непокорному отпрыску было отказано…
Так что не было ничего удивительного в том, что Ставгар покидал свой дом с тяжелым сердцем: последние слова отца легли на плечи молодого воина непомерным грузом, на душе царила тоска, а смотря на знакомые улочки Ильйо, он мнил, что видит их пестроту и оживление в последний раз… Именно это, все более усиливающееся предчувствие заставило Ставгара сделать на своем пути изрядный крюк: вначале он заехал к сестре и попросил Ведену о заступничестве для лесной травницы, а потом, едва ли не опустошив лавку с игрушками, Ставгар отправился к уже хорошо знакомому ему лесу под Эрглем. Пусть Эрка и не прольет по нему даже единой слезинки, но зато окажется под защитой, и не будет считать его позабывшим о своих же словах Высоким, которому попросту надоели их разговоры и возня с малышкой. Тогда это казалось Ставгару очень важным…
Зато теперь, стоя перед погруженным в молчание отцом, молодой Бжестров не испытывал ни волнения, ни страха, хотя и понимал, что сейчас услышит нечто такое, по сравнению с чем негаданная свадьба – действительно безделица, не достойная внимания…
Бажен же, тяжело вздохнув, провел широкой ладонью по дереву шкатулки, и произнес:
– Хотя этот договор уже утратил не только силу, но и смысл, я все же сохранил его – во избежание кривотолков и досужих сплетен. Теперь вижу – не зря. – И отец, отрыв шкатулку, вынул из нее пергамент и подал его сыну. – Читай.
Ставгар медленно развернул коричнево-желтый лист. Пробежал глазами по ровным строкам:
«В праздник Свечей Бажен Бжестров и Мартиар Ирташ смешивают кровь и дают клятву перед всей Семеркой помогать друг другу и защищать семью кровника, как свою.
В подтверждение и укрепление данного ими слова Бажен Бжестров и Мартиар Ирташ заключат союз между своими детьми, когда они войдут в надлежащий для брака возраст».
Чуть ниже под, скупыми строками текста, дата договора, витиеватые подписи и оттиски приложенных печаток – Беркут со стрелой – Бжестров, рвущий узду конь – Ирташ…
Увы, короткие и ясные слова договора не объясняли ни его причины, ни последующего клятвопреступного бездействия старшего Бжестрова… Ставгар, оторвавшись от документа, взглянул на отца. Бажен, поймав его взгляд, чуть качнул головой.
– С помощью этого договора Ирташ мог бы из меня веревки вить, но Мартиар не был жаден до княжеских милостей и никогда не просил у меня помощи, предпочитая все свои дела решать самостоятельно. Я лишь пару раз помог ему деньгами, когда в Райгро два года подряд были неурожаи из-за дождей и града… Наше кровничество осталось в тайне и, если бы не свадьба, договор бы меня совсем не тяготил…
Услышав слова отца, Ставгар нахмурился:
– Правильно ли я понял тебя, отец? Ты заключил с Ирташами союз, сам не желая этого? Но почему?
Бажен, услышав слова сына, откинулся к спинке кресла и сложил руки на груди.
– Причина этого очень проста, сын – она в тебе!
До этого момента Ставгар думал, что его уже ничего не сможет удивить, но теперь он только и смог, что изумленно взглянуть на отца, а Бажен, качнув головой, продолжил.
– Твоя мать, Ставгар, несмотря на неустанно возносимые Малике молитвы и щедрые дары храмам, всегда тяжело вынашивала и рожала, но самым худшим было даже не это, а то, что все, произведенные ею на свет младенцы, были девочками. Все – даже те, что родились мертвыми… С каждым годом, с каждыми такими родами, семейству Бжестров все больше грозила опасность остаться без наследника, и я, отчаявшись получить помощь в храмах, решил поискать удачи в другом месте.
В Райгро было хорошо известно, что в роду Ирташей иногда рождаются женщины, наделенные колдовским даром, а Нарсия Ирташ, как говорили, вполне могла бы оказаться Старшей жрицей одного их храмов Малики, если б не была так привязана к своей семье. Она была известной травницей, ее познания в ведовстве ни для кого не были секретом, и я решил обратиться к ней за помощью.