Багровая физиономия Калиста как-то сразу поблекла, почти что посерела. Похоже, он совершенно не рассчитывал на то, что его поступок вызовет такое негодование у старшего и законного господского сына… Слуга судорожно вздохнул, и в который раз попытался оправдаться:
– Да какой он вам брат, молодой господин! Приблуда он, так все говорят!
Олдер же лишь еще больше насел на Калиста и прошипел, точно дикий кот.
– Кто – все? Отвечай!
Калист же, которому отнюдь не светило отдуваться за кухонные сплетни в одиночку, немедля зачастил.
– Дык, все в людской говорят… Мол, Дариен этот – приблуда. Через месяц-два ваш батюшка отправит его отсюда куда подальше – чтоб ни вам, ни госпоже Олинии глаза не мозолил…
– Вот значит как… – Олдер зло выдохнул и недобро, по-отцовски, прищурившись, посмотрел на Калиста.
– А с каких пор слуги стали обсуждать действия хозяев!.. Это не вашего ума дело, Калист, и я обо всем расскажу отцу! – тут Олдер отвернулся от Калиста и, подошедши к молча взирающему на эту сцену Дариену, произнес. – Пойдем к морю…
Дариен в ответ лишь согласно кивнул головой…
Олдер действительно привел брата к морю – но не на отмель, а в свое самое любимое место – туда, где срывающийся со скал ручей образовывал небольшой водопад. Смочив платок в ледяной воде, Олдер протянул его Дариену.
– На, приложи к губе, а то опухнет… – и, устроившись на одном из нагретых летним солнцем валунов, сказал. – Не позволяй слугам так обращаться с тобой! Ты – мой брат, и они не смеют даже косо взглянуть в твою сторону.
Дариен, приложив мокрую ткань к губе, устроился на соседнем камне, грустно вздохнул.
– Брат, но незаконный… Если бы я мог, то и не появлялся бы здесь никогда…
Олдер нахмурил брови:
– Почему?
Дариен пожал плечами…
– Думаешь, я не понимаю… Твоя мать меня терпеть не может, и я здесь чужой…
Олдер чуть склонил голову к левому плечу, задумчиво взглянул на Дариена.
– А отец?
Этот вроде бы простой вопрос заставил Дариена серьезно призадуматься. Но через пару минут он все же сказал:
– Я его не знаю. Почти…
Олдер поерзал на своем валуне:
– Как так? Разве он не навещал тебя?
– Навещал… – Дари снова вздохнул. – Иногда… Мы с матерью жили в маленьком доме в деревне, а он приезжал, привозил матери деньги на обзаведение, ворчал, что она копается в земле на огороде, хотя в этом нет нужды… Проводил в доме несколько дней и снова уезжал.
– Ясно… – Олдер почувствовал, как всколыхнувшаяся в нем на мгновение ревность угасла без следа. Сводный брат видел отца не чаще, а то и реже, чем он сам… А Дариен между тем продолжал рассказывать…
– Знаешь, моя мама… Она не любила сидеть без дела. Всегда чем-нибудь занималась, а во время работы – пела… Красиво очень, только грустно… Я ее готов был целый день слушать, да и отец, когда навещал нас, всегда просил ее спеть для него: особенно ему нравилась одна баллада – лаконская. В ней рассказывалось про то, как девушка обещала дождаться уезжавшего на войну ратника, но, не сдержав своего слова, вскоре стала невестой другого, а погибший воин, став слугою Седобородого, пришел к ней на свадьбу… А еще отец любил пирожки, которые она делала…
– Ну, у нас никто лаконских песен не знает, да и стряпает только прислуга… – Олдер поудобнее устроился на валуне и как можно более уверено заявил. – Все еще образуется – вот увидишь…
В тот день они переговорили, казалось, обо всем на свете – так долго молчавший Дариен наконец-то высказал все, что накопилось у него на душе, а Олдер, в ответ, поведал ему о своих радостях и печалях… В имение мальчишки вернулись вместе и с тех пор стали закадычными друзьями. То ли из-за этого, то ли из-за примерного наказания Калиста шепотки за спиной Дариена на время утихли, вот только совсем уж спокойным житье мальчишек так и не стало. Олинии дружба братьев была точно соль на рану, и когда Гирмар уехал из имения по делам, мать тут же вызвала сына на разговор…
Честно сказать, Олдер не очень любил бывать у матери: всюду, куда не повернись, либо цветы в дорогих вазах, либо хрупкие безделушки, готовые свалиться со своих мест от малейшего неосторожного движения. Мальчишка, способный пройти по узкой скальной тропе с закрытыми глазами и вскарабкивающийся на деревья, точно заправская белка, в покоях матери чувствовал себя скованным и неуклюжим. Не приведи Семерка, что-нибудь перевернешь! Мать, конечно, не будет ругаться, но целый день будет ходить с таким расстроенным лицом, что…