Мгновение спустя «старик» исчез.
То есть он, конечно, никуда не делся, просто перешел в другое состояние, увеличив «темп» жизни, поэтому увидеть его было трудно даже специально тренированному человеку.
В течение двух секунд Матвей обошел приемную, усыпил всех, кто в ней находился, и наконец остался один на один с лысым, который так же, как и он, перешел на сверхскоростное манипулирование телом. Однако в отличие от Соболева он не владел боевым искусством, во-вторых, двигался все же не столь быстро, в-третьих, о противнике он был не очень высокого мнения, а в-четвертых, понадеялся на свою силу.
Поэтому Матвей не стал разыгрывать красочный спектакль под названием «бой Посвященных». Выдержав атаку-раппорт на психофизическом уровне, он стремительно обошел лысого, заставляя его зрение «соскальзывать» с объекта, вынудил его воспользоваться оружием: противник достал из-под мышки пистолет (девятимиллиметровый «штейер») и выстрелил, – среагировал на выстрел (он увидел летящую пулю со светящимися в инфракрасном диапазоне вихриками воздуха в кильватере) и достал стрелка в момент, когда тот перестал стрелять, будучи уверенным, что попал.
То, что лысый не был обыкновенным человеком, было ясно еще до боя, но то, что он владеет Эхейх, то есть первой из Сил Бога – энергией структурного восстановления, Матвей понял, применив прием усыпляющего касания. Лысый не уснул! Он только замедлил движения, но продолжал оставаться в сознании (сознании измененного состояния) и держать темп. Тогда Матвей обезоружил его и, не желая убивать – он мог бы применить космек – прием смертельного касания, вряд ли противник выдержал бы десинхронизацию чакр, – нанес мощный оглушающий удар кулаком в темя.
Бой закончился. Длился он всего полминуты.
Матвей одернул пиджак, бросил взгляд на зрачок телекамеры, стерегущей обстановку в приемной – охрана у телемонитора вот-вот должна была поднять тревогу, – и вошел в кабинет президента.
Он ожидал увидеть огромное роскошное помещение – под стать амбициям государей всех маленьких княжеств, – со стенами из розового гранита, с мраморным полом, лепниной по потолку и стенам, золотыми светильниками и люстрами, мебелью под французский ренессанс или готику Италии, но увидел довольно скромный по размерам деловой кабинет с ультрасовременным убранством. Кабинет был обит деревом, правда, не дешевым – карельской березой, имел зеркальный потолок, паркет, несколько шкафов со стеклянными дверцами, где на прозрачных полках лежали образцы холодного оружия, и мебель дизайна французской компании Ligne Roset: элегантный стол с непременной вставкой компьютера, кресло с пневматическими подлокотниками, меняющее положение спинки и сиденья в зависимости от позы седока, стулья из алькантары с мягкой спинкой, насборенной, как шкура бегемота, телесистема «Шарп» в углу размерами метр на полтора, светильники, вырастающие из стен и стола, как бутоны цветов.
– Сделано по заказу в Бриоре, под Лионом, – раздался голос человека, стоящего со сложенными на груди руками перед столом лицом к двери и наблюдающего за вошедшим. – Нравится?
Человек был одет в отлично сшитый костюм в крупную фиолетово-зеленую полоску, ослепительно белую рубашку с зеленым галстуком, лаковые штиблеты, носил аккуратные усики, имел блестящие черные волосы и был «закрыт», как сейф, но в черных глазах его проскальзывали искры иронии, ума, снисходительности, силы и враждебности. Это был президент и он же координатор Союза Неизвестных Ичкерии Везирхан Шароев.
Матвей перешел на гипервидение, отметил замаскированные дубовыми панелями секретные выходы из кабинета, один из которых вел на крышу дворца (лифт, две короткие лестницы), второй уходил вниз, в подвал, вернее, в бункер, укрепленный так, что мог, наверное, выдержать прямой ядерный удар, в столе президента обнаружил целый арсенал, причем оружие было встроено не только в тумбы стола (два пулемета с автоматической подачей патронов), но и в стены (баллоны с усыпляющим газом), однако сам Шароев оружия не имел, и Матвей спокойно повернулся к нему спиной, закрывая дверь на ключ. Шароев наблюдал за ним, склонив голову на плечо, и выжидательно молчал.
– Отмените тревогу, – негромко сказал Матвей.
– Вы великолепны, Соболев, – серьезно сказал Шароев. – Я наблюдал за вами во время вашего… м-м… разговора с моим министром. Честно признаюсь, не ожидал такой прыти. Кстати, и не сразу узнал. Очень хорошая маскировка, мастерская. Вот почему мои следопыты не взяли вас в аэропорту. Впрочем, удивляться нечему, вы ведь профессиональный контрразведчик, не так ли?
– Отмените тревогу, – повторил Матвей, чувствуя неприятное давление на мозг. Шароев пытался пробить его блок и подчинить волю.
– А никакой тревоги не будет, – улыбнулся Шароев. – Мы вас ждали, о возможностях наслышаны, так что все варианты просчитали. Шансов уйти отсюда у вас нет. Вернее, есть, но только в том случае, если мы договоримся.
– Я могу уйти в любой момент, – равнодушно сказал Матвей. – Несмотря на ваши пулеметы и газовые пакеты. У вас два замаскированных выхода, один ведет на крышу, где всегда стоит вертолет, второй – в бункер под зданием дворца, откуда можно по тоннелю добраться до спецгаража с бронированным автомобилем.
Улыбка президента несколько потускнела. Он снял руку с груди, опустил ее к столу, и в тот же момент Матвей метнул стилет. Тонкое лезвие молнией пересекло кабинет, пригвоздило рукав пиджака Шароева к столу и одновременно пронзило скрытую кнопку, включающую неизвестную электрическую систему. Шароев, не успев отклониться, посмотрел на рукав, потом на Соболева, укоризненно покачал головой. Выдернул стилет, повертел в пальцах.
– Красивая иголка. Что это вы такой нервный, Соболев? Я только хотел приказать секретарю сварить кофе. Присядьте, расслабьтесь. Ваше умение воина впечатляет, но не более того. Мы люди серьезные и можем поговорить без подобного рода эффектов.
– Разговора не получится, пока вы не отпустите заложника.
– Василия Балуева? Он государственный преступник. Проник на территорию суверенного государства с целью…
– Оставьте, – перебил президента Матвей, прислушиваясь к тишине за дверью и понимая, что они с Тарасом чего-то не учли. – Вы прекрасно знаете, что весь этот дикий поход был заранее спланирован. Балуев – только исполнитель, заложник генеральских и ваших расчетов. Отпустите его, иначе…
– Что иначе? – с любопытством склонил голову к плечу Шароев. – Вы же в патовом положении, ганфайтер. Убьете меня – в чем я сомневаюсь, – погибнете сами, да и вашего друга не выручите.
Матвей вышел в меоз и без предупреждения нанес мощный оглушающий пси-удар по сознанию президента, смявший внешнюю витальную оболочку его защитного пси-блока. Координатора Союза Трех шатнуло. Он побледнел, вцепился руками в стол, в глазах на мгновение мелькнула растерянность, сменившаяся хищным блеском. «Волк», – пришло на ум сравнение.
– Выпустите Балуева, – раздельно повторил Матвей, не спуская с его лица ледяных глаз. – Немедленно!
Президент Чечни потер лоб, мимолетно подумав, что они переоценили свои силы и не просчитали складывающуюся ситуацию. Отвернулся, обошел стол и сел в податливо просевшее кресло. Нажал клавишу селектора:
– Ходжиакбар? Выпусти пленника.
– Минуту, – поднял руку Матвей. – Пусть Балуеву дадут трубку, я хочу сказать ему пару слов.
– Дайте ему телефон, – распорядился Шароев.
Через несколько минут динамик селектора донес флегматичный голос Василия:
– Кому я там еще понадобился?
– Привет, Баловень, – сказал Матвей. – Жив, здоров?
– Это кто? Соболев?! Какого хрена ты здесь делаешь?!
– По голосу слышу, что ты в порядке, – улыбнулся Матвей. – Не скажешь, зачем тебя сюда занесло?
– Они меня купили, – после недолгого молчания мрачно ответил Василий, имея в виду, очевидно, Первухина и Ельшина, передразнил кого-то из них: – «Это не наказание и не месть, капитан, это восстановление справедливости…» В общем, ты был прав.
– Хорошо, что ты это понял.
– Поздно понял.
– Лучше поздно, чем никогда. Сейчас тебя выпустят, довезут до аэропорта и посадят в самолет. Понял?
Пауза.
– Понял.
– Го-ёдзин. Понял?
Еще пауза.
– А ты как?
– Я тут задержусь на некоторое время. Встретимся в Москве.
– Может, я тебя подожду?
– Выполняй. – Матвей отошел от стола, сел в одно из кожаных кресел у стены, глянул на следившего за ним Шароева. – Посидим немного. Как только Балуев выедет за пределы Грозного и я услышу его голос, мы продолжим переговоры.
– А что это вы ему сказали по-японски?
– Ничего особенного, намекнул об осторожности. Вопрос у меня один: зачем я понадобился Союзу Трех? Точнее, зачем вы использовали для моего вызова столь экзотический способ?
– Какая разница? В конце концов расчет наш оправдался, вы здесь, остальное не важно. Вы знакомы с господином Рыковым?
– Так это по его заказу вы работали? – удивился Матвей.
Густые брови Шароева сдвинулись, ноздри раздулись, придав лицу грозно-хищное выражение. Координатор Союза Неизвестных Чечни не терпел ничьего диктата и не любил намеков, что от кого-то зависит.
– Рыков просто позвонил нам незадолго до вашего появления и предупредил об опасности. Видимо, вы его чем-то сильно огорчили, если он готов организовать вашу «волну выключения».
– Пока ничем. – Матвей снова подумал об ускорении событий, прожитых им в прошлом временном отрезке длиной в два года. – Но я его еще огорчу.
– Вы такой оптимист? Вы действительно верите, что спокойно уйдете отсюда когда захотите?
Матвей выдержал очередной волчий высверк глаз Шароева, ответил ему «щелчком по паутине» – чувствительным выпадом пси-поля, адекватным отрезвляющему щелчку пальцем по лбу. Координатор Союза Трех вздрогнул, стиснул руки в кулаки, но принять крутые меры до появления того, кого ждал, не решился. Сказал, сдерживаясь:
– Да, вы, безусловно, сильный человек, Соболев, тут мы прокололись. Но ведь я не один, нас трое. И придет еще четвертый… – Он замолчал, с трудом останавливая язык. – А как случилось, что вы до сих пор не Посвящены?
– Долго объяснять. Дайте, пожалуйста, связь с вашими тюремщиками, они, наверно, уже на пути к аэропорту.
Шароев щелкнул селектором, отрывисто произнес фразу на чеченском языке, выслушал такую же трескучую тарабарщину в ответ, выключил аппарат.
– Они еще на окраине Грозного, в аэропорту будут через полчаса, оттуда сообщат. Кофе хотите?
Матвей подумал.
– Пожалуй, выпью чашечку.
– Хамид хаважи, – сказал Шароев, нажимая и отпуская клавишу селектора. Встал из-за стола, подошел к двери и повернул ключ, сел на место. Через минуту в кабинет вошел давешний противник Соболева, лысый чеченец, мрачный и бледный, взглядом смахивающий на президента.
– Знакомьтесь, – дернул уголком губ Шароев. – Салман Борз, министр безопасности Ичкерии. Матвей Соболев, ганфайтер российской военной контрразведки.
– Мы уже познакомились, – угрюмо бросил Борз, обернулся в сторону оставшейся открытой двери. – Заходи, Солтан.
В кабинет вошел крупнотелый чеченец, чернобородый, но седовласый, одетый в черкеску с газырями, сапоги, с кинжалом на поясе. Кроме того, он был вооружен и огнестрельным оружием, спрятанным под одеждой, однако Матвей не стал говорить об этом.
– Министр иностранных дел Махмуд Солтанов, – проговорил Шароев. – Прошу любить и жаловать, как говорится.
– Союз Трех Неизвестных в полном составе, – невозмутимо отозвался Матвей. – Что ж, знакомство не из самых приятных, да еще и вынужденное к тому же, но ведь выбирать не приходится.
Кардиналы Союза Трех переглянулись, одновременно посмотрели на гостя, и тот почувствовал тяжкий удар по психике, едва не отключивший сознание. Но, во-первых, Матвей ждал нападения и был готов к нему, во-вторых, умел мгновенно переходить на другие частоты психического состояния и продолжал контролировать свое поведение. Однако в то же время он понимал, что сопротивляться эгрегору чеченского Союза без поддержки долго не сможет. Пора было вызывать на помощь Горшина.
Но кардиналы дали ему передышку, пораженные реакцией объекта воздействия, и атаку не повторили. Это дало возможность Соболеву перестроить энергопотоки организма и отдохнуть.
– Присаживайтесь, господа министры, поговорим. Итак, вопрос один: зачем я вам понадобился?
Министры сели в кресла по обеим сторонам стола и стали разглядывать Соболева как диковинного зверя. Матвей стер с лица краску, разгладил морщины, и теперь перед кардиналами сидел не старик, а гибкий и сильный молодой человек с непробиваемо-спокойным лицом, в глазах которого сквозила легкая ирония и задумчивость.
– Вы понадобились не нам, – проговорил Шароев, внезапно приходя в хорошее настроение, взмахом руки отослал секретаря, принесшего поднос с чашками кофе. – Но, с другой стороны, нам тоже хотелось бы выяснить, почему в вас столь сильно заинтересован один наш общий друг, что он готов даже посетить нашу грешную обитель.
Звякнул селектор. Шароев включил связь, и в кабинете раздался голос Балуева:
– Соболев, я в аэропорту. Ты уверен, что моя помощь не понадобится? Может, мне все-таки остаться?
– Лети, – сказал Матвей. – Иншалла…
Шароев выключил селектор, выражение глаз его изменилось, в них появилась угроза и сила, но сила иного плана и другого уровня. И Матвей наконец понял, в чем состоит их с Тарасом упущение: его здесь ждали не только кардиналы Союза Трех, но и кто-то рангом повыше. Иерарх!
– Совершенно верно, идущий, – изменившимся рокочущим голосом сказал Шароев. – Ты хорошо оцениваешь ситуацию. Перед тобой пентарх Удди.
Матвей шевельнулся.
– Сидеть! – вскочил Солтанов, доставая из-под кафтана пистолет, в котором Матвей без удивления узнал гипногенератор «удав».
– Не психуй, Махмуд, – повернул голову к министру иностранных дел президент; впрочем, он уже не был только президентом, он стал авешей пентарха. – Соболев никуда не денется и ничего не сможет сделать, даже если владеет сферами света. Или вы, – Шароев повернулся к Матвею, – предпочитаете воевать?
– Я готов выслушать вас, – хладнокровно ответил Матвей, подумав, что идти Путем Избегающего Опасности он еще не готов.
Глава 18
БИТОМУ НЕЙМЕТСЯ
В аэропорт Васю везли на президентском «Мерседесе» с зеленым флажком на капоте, так что задержек в пути не было, а он наконец-то смог оценить комфорт и скоростные качества автомобиля в полной мере.
Кроме него и водителя в просторном салоне «мерса» располагались еще трое человек: двое в сером по бокам Балуева (мощные мужички из «серой сотни») и один в черном – на переднем сиденье. Он имел какие-то нашивки и звезды на плечах и рукавах комбинезона, но Вася в чеченской военной символике не разбирался и мог только догадываться о звании своего тюремщика.
Наручники Василию надели уже при выезде из города, но это было в порядке вещей, а вот два пистолетных ствола под ребрами мешали чувствовать себя свободным. Предостережение Соболева на японском языке явно имело смысл. С этими ребятами надо было держать ухо востро. Вася попытался было их разговорить или рассмешить, рассказав пару анекдотов, но четверка конвоиров ни разу не заговорила в дороге, и Вася с грустью признал истину, вычитанную им в какой-то газете: труднее всего контролировать того, кто диктует правила игры.
К аэропорту прибыли к шести часам вечера и сразу проехали на летное поле, якобы для посадки в самолет на Москву, который был уже готов к вылету. И Василий понял, что пришел момент пустоты[24]. Он вытянул руки вперед.
– Снимите наручники, ребята.
– Сиди тихо, – оглянулся тот, что сидел впереди, протянул Балуеву рацию. – Говори.
– Соболев, я в аэропорту, – сказал Вася. – Ты уверен, что моя помощь тебе не понадобится? Может, мне все-таки остаться?