- Беременность, ранние сроки, - отстранённо сообщает Северус. – И сильное нервное потрясение.
Лили глотает вино залпом, стараясь не вдаваться в запах и вкус.
- Поздравляю.
Лили хмыкает и запускает пальцы в волосы.
- Смотрю, ты безумно рада, - ровно замечает Северус, снова складывая руки на груди.
Лили не отвечает.
Господи Боже, у них с Джимом будет ребёнок…
Таким вещам не радоваться вроде бы нельзя, но прямо сейчас она не ощущает вообще ничего, кроме желания спрятаться немедленно в самый дальний и тёмный угол. Хватит, хватит с неё сегодня новостей, переворачивающих привычный мир с ног на голову.
Больше Северус не заговаривает, Лили тоже не в состоянии поддерживать беседу, они соприкасаются плечами и иногда переглядываются, но долго выдержать взгляд не получается ни у неё, ни у него.
Хочется, чтобы время замерло, и можно было так сидеть, пока не получится всё осознать. Мамину смерть, внезапную беременность, чужого мужчину рядом, который переводит взгляд знакомых до ресницы чёрных глаз на её губы – всего единожды, но Лили замечает.
В какой-то момент Северус поднимается:
- Иди за мной.
Лили хорошо помнит потайной ход и лабораторию. Они варили у Северуса редко, но исключительно интересные составы; миссис Снейп смотрела на гостью неодобрительно, но молча, в двенадцать и в пять заходила к ним, чтобы со стуком уронить на разделочный стол разномастные тарелки с бутербродами.
Северус достаёт из шкафа с ингредиентами узловатый длинный корень имбиря, вручает Лили без слов: и так обоим известно, что имбирь – основа зелья против тошноты. Вытащив чистый пергамент, Северус открывает чернильницу. Лили не выдерживает и ныряет ему под свободную руку, сама придерживает лист; Северус притягивает рыжую голову к своему плечу, не отвлекаясь от написания рецепта.
Лили закрывает глаза, уходя с головой в ощущение его тепла, его прикосновения, и шепчет:
- Всё должно быть не так. Всё.
Северус ничего не успевает спросить – где-то в глубине дома гудит камин. Отстранившись, Лили заглядывает Северусу в глаза.
- Уходи, - говорит тот с непроницаемым лицом, глядя совсем близко, и отдаёт ей рецепт. – Это Люциус. Трансгрессируй немедленно.
Лили сжимает веки и исчезает из лаборатории.
Дома Петунья всё ещё плачет – уже в спальне, слышны приглушённые утешения Вернона. Он очень устал, но старается этого не показывать – тон у него ласковый, раздражения в нём только самая чуточка. Лили долго стоит, опершись спиной на дверь своей комнаты, и смотрит сквозь строчки усовершенствованного рецепта зелья от тошноты. Узкие буквы, тесно и аккуратно составленные в слова… слишком знакомый почерк, и не ей одной – лучше убрать рецепт куда подальше…
Стараясь не шуметь, она проскальзывает в ванную, чтобы запереться там и сидеть, бездумно глядя перед собой, сначала на бортике ванны, потом – в горячей воде.
В какой-то момент внизу раздаются повышенные голоса, Лили узнаёт Джеймса, тот прорывается с боем мимо Вернона, который кричит, что нечего делать в доме ещё одному волшебнику – это только нервирует Петти. Джеймс грозит свояку Петрификусом (тот бы ещё понимал, что это такое…) и говорит, что не у одной Петуньи стресс, а Лили закрывает глаза и погружается под воду. Не хочется никого.
Вылезать приходится всё равно. Джеймс осаждает ванную, на новенького подтягивается Петунья, сдержанно огрызается в ответ на соболезнования, а Лили застывает в оцепенении, глядя на полотенце с алым мазком крови. Джим и Тунья заканчивают обмен шпильками и прислушиваются к внезапной тишине по ту сторону двери.
- Родная, всё хорошо? – беспокоится Джим.
Лили кладёт ладонь на живот и ничего не может сказать.
- Лили?! – требует ответа Тунья.
Лили толкает двери, так и держа в руке полотенце, испачканное в крови.
В глазах у Джеймса паника.
- Ты поранилась, родная? Не молчи, скажи? Что?
Петунья переводит тревожный острый взгляд с Лили на Джеймса, «Ребёнок», - еле слышно говорит побелевшая Лили. Судя по лицу Джеймса, он не знал. Петунья поджимает губы.
- Какого чёрта ты валяешься в горячей воде – беременная?! – выговаривает она с истерическим беспокойством. – Надевай халат – и на диван, - она бесцеремонно втискивается в ванную, оттолкнув Джеймса, деловито впихивает Лили в нагретую махру и ищет в шкафчике аптечку. – Вот тебе кровоостанавливающее. Сейчас я вызову скорую.
- Сейчас я вызову колдомедиков, - безапелляционно объявляет Джеймс.
Петунья оборачивается к нему с крайне нехорошим прищуром.
- Может, ты не знал, но в такой ситуации ты можешь потерять не только отпрыска, но и Лили. Её будут наблюдать дипломированные квалифицированные специалисты. Я не позволю каким-то шарлатанам ставить под угрозу жизнь моей сестры, - чеканит она, Джеймс мрачнеет с каждым словом, а Лили неловко обнимает сестру сбоку, прислоняясь щекой к её плечу.
- Тунья, я люблю тебя… - тихо говорит она. – Но Джим прав. Нам надо в больницу святого Мунго… Мы волшебники. Мало ли какие стихийные выбросы магии устроит ребёнок. Править потом всем память… это ни к чему.
- Сколько у тебя недель? – отрывисто спрашивает Петунья. – Пять? Шесть? Лили, какой ребёнок, это ещё не вполне человек, как, по-твоему, он будет колдовать, да ещё и… в тебе?
Лили с Джеймсом переглядываются, и Петунья от этого захлопывается в себе.
- Как знаешь, - холодно бросает она и, поджав тонкие губы, выходит из ванной.
Потом Джим вызывает бригаду колдомедиков, Петунья жалуется Вернону:
- …ей надо в больницу, и немедленно. Снова всё на мне, это какой-то кошмар, она всегда найдёт способ, как увильнуть от семейных обязанностей…
Лили чуть покачивается, сидя на диване, обнимает себя за живот и шепчет, обращаясь к комочку их с Джимом клеток внутри себя: «Э, нет, дружище. Даже не думай. Ты родишься и проживёшь долгую, счастливую жизнь. Ты ни в чём не виноват. Я с тобой».
========== Глава 4 ==========
За зельями в больницу мотается Джим. Лили третий день валяется в постели, в мутном солнечном ромбе от окна, обнимает одеяло и думает - а Северус варил бы сам. Никому бы не доверил жизнь своего ребёнка. Свежие зелья натощак, поцелуи, смягчающие горечь - после…
Оглушающая, яркая пустота разливается вокруг: у неё постельный режим и информационная изоляция.
Джим приходит, еле держась на ногах от усталости, сам соображает себе что-то на ужин, отправляет куда-то сову или Патронуса и почти сразу рушится в кровать. Во сне у него дёргаются руки, а лицо выглядит измождённым, но чем он занимается и от чего так устаёт – неизвестно.
Что вообще такого срочного и неожиданного могло стрястись за эти несколько дней, на которые Лили выпала из общего ритма с похоронами и угрозой срыва беременности?..
Элис бывает ежедневно, готовит для Лили еду, но тоже ничего не рассказывает и убегает почти сразу.
- Ты ведь тоже носишь ребёнка. Почему тебе можно знать, что происходит, а мне – нет? – спрашивает Лили, поднявшись специально для того, чтобы не дать Элис убежать молча под предлогом её не будить.
Та улыбается чуть виновато и однозначно обеспокоенно, а потом обнимает подругу.