Из некоторых мест Евангелия видно, что Господь ответствует Богоматери, по человеческому суждению, холодно и сурово: это опять служит предметом претыкания для плотских умов. Несправедливость претыкания обличается духовным рассматриванием действий и слов Господа нашего. О духовном надо судить духовно, сказал святой апостол Павел [106]. Дела и слова Господа Дух суть и Живот суть [107]. Как ветхий Адам увлекся нежностью к ветхой Еве, и в этом увлечении преступил заповедь Божию: так Новый Адам — Господь — являет Себя имеющим в виду одно исполнение воли Божией, и потому не обнаруживает никакого увлечения при заботливой о Нем нежности Новозаветной Евы. Он не обнаруживает даже никакого сочувствия к этой нежности! Действуя так, Он искупает Своим бесстрастием увлечение праотца, искупает приятие нежности, введшей в грех, отверженцем нежности безгрешной и естественной, научает нас храниться увлечений и водительства чувствами даже по поводам самым благовидным. Светильником и руководителем нашим на поприще нашей деятельности должен быть закон Божий [108].
Родители Господа — так называет Евангелие Божию Матерь и Иосифа, говоря в этом случае по обычаю современного общества — имели благочестивый обычай ежегодно приходить в Иерусалим на праздник Пасхи. Когда Господу было двенадцать лет, они пришли в Иерусалим, взяв с собой и Отрока-Богочеловека. Проведши дни праздника в святом граде, Мария и Иосиф отправились обратно в место жительства своего, Назарет, а Отрок-Господь остался в Иерусалиме. Этого сначала не заметила Богоматерь, не заметил и Иосиф: они полагали, что Господь идет с другими поклонниками. Проведши уже целый день в дороге, достигши вероятно, ночлега, они начали искать Его между родственниками и знакомыми, но не нашли, и возвратились в Иерусалим. Здесь, по прошествии трех дней, они обрели Господа в храме посреди законоучителей, приведенных в недоумение и ужас словом Божиим, исходящим из уст Отрока-Бога. Приснодева, увидев Его, произнесла уже приведенные нами, исполненные нежности слова: Чадо, что сотвори нама тако? се отец Твой и аз боляще искахом Тебе. На это Господь отвечал: Что яко искасте Мене? не весте ли, яко в тех, яже суть Отца Моего, подобает быти Ми? [109]
В ответе Господа видно, что обязанности относительно Бога посвящается всецело и мысль, и воля, и любовь; обязанностям относительно человеков дано свое место, как видно из событий, последовавших за ответом [110]. Когда человек не разместит должным образом своих обязанностей, не даст каждой из них должной меры: тогда исполнение их не может иметь плодом добродетель; плодом будут согрешения и ошибки, тем более опасные, что наружное облачение их благовидно.
В то время, как Господь уже проповедывал Евангелие, в Кане, небольшом городе Галилейском, совершался брак, на который приглашены были Господь с учениками и Богоматерь [111]. Господь освятил пришествием Своим брак и пиршество брака. Посреди пиршества оказался недостаток в вине. Богоматерь сказала Господу: вина не имут. Господь отвечал ей: что есть Мне и тебе, жено? не у прииде час Мой. Чудный ответ по поводу плода лозного, имеющего такое сильное влияние на человеков! Это — тот ответ, который следовало бы Адаму дать Еве, когда она предлагала ему вкушение плода, воспрещенного Богом, вкушение смертоносное, заразившее род человеческий ядом вечной смерти. «Что мне и тебе, жено? — таковы могли быть слова Адама — ты сотворена мне помощницей: не будь наветницей. Я соединен с тобой союзом супружества во едину плоть; но если ты преслушала Бога, — я отделяюсь от тебя, как соединенный с тобой для служения Богу, а не для противодействия Ему».
Вторая половина ответа Господа заключает в себе глубокий, таинственный смысл. Божия Матерь милосердствует о пирующем обществе, у которого посреди пира недостало вина, и желает уничтожить этот недостаток Божественной силой Сына своего: Бог-Слово, по неизреченному милосердию Своему низшедший во образе человека к падшему человечеству, гибнущему на земле от недостатка пищи и пития духовных, принесший человечеству хлеб насущный и питие новое — Свои тело и кровь, Себя, готовый по любви своей к человечеству немедленно даровать это питание, намекает на трапезу, уготованную Богом и уже весьма близкую, говорит: не у прииде час Мой. Не у прииде час Мой! не пришел час спасительных страданий, час пролития животочной крови, долженствующей исцелить человечество от упоения вечной смертью. Сего часа желал Господь, как часа спасительного для человеков, как часа, в который Он явит все обилие Своей любви, как часа, для которого Он пришел в мир [112].