8
Но что могло заставить ихПокинуть прах отцов своихИ добровольное изгнаньеИскать среди пустынь чужих?Гнев Магомета? Прорицанье?О нет! Примчалась как-то весть,Что к ним подходит враг опасный,Неумолимый и ужасный,Что всё громам его подвластно,Что сил его нельзя и счесть.Черкес удалый в битве правойУмеет умереть со славой,И у жены его младойСпаситель есть – кинжал двойной;И страх насильства и могилыНе мог бы из родных степейИх удалить: позор цепейНесли к ним вражеские силы!Мила черкесу тишина,Мила родная сторона,Но вольность, вольность для герояМилей отчизны и покоя.«В насмешку русским и в укорОставим мы утесы гор;Пусть на тебя, Бешту суровый,Попробуют надеть оковы»,Так думал каждый; и БештуТеперь их мысли понимает,На русских злобно он взирает,Иль облаками одеваетВершин кудрявых красоту.
9
Меж тем летят за годом годы,Готовят мщение народы,И пятый год уж настает,А кровь джяуров не течет.В необитаемой пустынеЧеркес бродящий отдохнул,Построен новый был аул(Его следов не видно ныне).Старик и воин молодойКипят отвагой и враждой.Уж Росламбек с брегов КубаниКнязей союзных поджидал;Лезгинец, слыша голос брани,Готовит стрелы и кинжал;Скопилась месть их роковаяВ тиши над дремлющим врагом:Так летом глыба снеговая,Цветами радуги блистая,Висит, прохладу обещая,Над беззаботным табуном…
10
В тот самый год, осенним днем,Между Железной и Змеиной,[3]Где чуть приметный путь лежал,Цветущей, узкою долинойТихонько всадник проезжал.Кругом, налево и направо,Как бы остатки пирамид,Подъемлясь к небу величаво,Гора из-за горы глядит;И дале царь их пятиглавый,Туманный, сизо-голубой,Пугает чудной вышиной.
11
Еще небесное светилоРосистый луг не обсушило.Со скал гранитных над путемСклонился дикий виноградник,Его серебряным дождемОсыпан часто конь и всадник.Но вот остановился он.Как новой мыслью поражен,Смущенный взгляд кругом обводит,Чего-то, мнится, не находит;То пустит он коня стремглав,То остановит и, привставНа стремена, дрожит, пылает.Всё пусто! Он с коня слезает,К земле сырой главу склоняетИ слышит только шелест трав.Всё одичало, онемело.Тоскою грудь его полна…Скажу ль? – За кровлю сакли белойЗа близкий топот табунаТогда он мир бы отдал целый!..
12
Кто ж этот путник? русский? нет.На нем чекмень, простой бешмет,Чело под шапкою косматой;Ножны кинжала, пистолетБлестят насечкой небогатой;И перетянут он ремнем,И шашка чуть звенит на нем;Ружье, мотаясь за плечами,Белеет в шерстяном чехле;И как же горца на седлеНе различить мне с казаками?Я не ошибся – он черкес!Но смуглый цвет почти исчезС его ланит; снега и вьюгаИ холод северных небес,Конечно, смыли краску юга,Но видно всё, что он черкес!Густые брови, взгляд орлиный,Ресницы длинны и черны,Движенья быстры и вольны;Отвергнул он обряд чужбины,Не сбрил бородки и усов,И блещет белый ряд зубов,Как брызги пены у брегов;Он, сколько мог, привычек, правилСвоей отчизны не оставил…Но горе, горе, если он,Храня людей суровых мненья,Развратом, ядом просвещеньяВ Европе душной заражен!Старик для чувств и наслажденья,Без седины между волос,Зачем в страну, где всё так живо,Так неспокойно, так игриво,Он сердце мертвое принес?..
13
Как наши юноши, он молод,И хладен блеск его очей.Поверхность темную морейТак покрывает ранний холодКорой ледяною своейДо первой бури. – Чувства, страсти,В очах навеки догорев,Таятся, как в пещере лев,Глубоко в сердце; но их властиОно никак не избежит.Пусть будет это сердце камень —Их пробужденный адский пламеньИ камень углем раскалит!