Я покачал головой:
— На самом деле ты говоришь о том, что кто-то должен встать и сделаться для мира тем, кем был святой Павел для Римской империи.
— В основном это так. Разве перспектива кажется тебе такой устрашающей?
Я рассмеялся:
— Устрашающей — это еще мягко сказано, все равно что назвать Атлантический океан лужей.
— Неужели есть что-то невозможное в век, когда комика на телеэкране за десять минут слышит больше людей, чем святого Павла за всю его жизнь?
— Ну я же не комик.
— Ты ведь писатель, не так ли?
— Писатель, но не такого рода.
Измаил пожал плечами.
— Ты просто счастливчик. Ты избавлен от любых обязательств. Избавлен по собственному выбору.
— Я этого не говорил.
— Что ты рассчитываешь услышать от меня? Заклинание? Волшебное слово, которое развеет все несчастья?
— Нет.
— В конце концов, ты, похоже, не отличаешься от тех, кого, по твоим словам, презираешь. Ты тоже хочешь просто чего-то для себя лично. Чего-то, что дало бы тебе лучшее самочувствие в ожидании конца.
— Нет, неправда. Ты просто плохо меня знаешь. Со мной всегда так — сначала я говорю: «Нет-нет, это невозможно, совершенно невозможно», а потом берусь за дело и делаю. — Измаил сгорбился, не слишком обнадеженный моими словами. — Но в одном я уверен: первое, что у меня спросят, будет: «Ты что, предлагаешь нам вернуться к образу жизни охотников и собирателей?»
— Это, конечно, бессмыслица, — сказал Измаил. — Стиль жизни Несогласных не охота и собирательство, а готовность позволить жить всем живым существам, и земледельцы могут делать это с тем же успехом, как и охотники, и собиратели. — Он помолчал и покачал головой. — Мои старания заключаются в том, чтобы дать тебе новую парадигму человеческой истории. Образ жизни Несогласных не пассивное существование где-то в глуши. Твоя задача не тащить назад, а вести вперед.
— Но к чему вести? Мы же не можем просто уйти от своей цивилизации, как это сделали индейцы хохокам.
— Ты совершенно прав. Перед индейцами хохокам уже был другой путь, а тебе придется проявить изобретательность — если, конечно, ты считаешь, что игра стоит свеч. Если ты обеспокоен тем, выживет ли мир.
Измаил устало посмотрел на меня.
— Вы ведь народ изобретательный, не так ли? Вы же этим гордитесь.
— Да.
— Вот и изобретайте.
10— Я упустил из виду одно маленькое обстоятельство, — сказал Измаил с долгим печальным вздохом, словно сожалея, что позволил себе об этом вспомнить.
Я молча ждал.
— Один из моих учеников сидел в прошлом в тюрьме. За вооруженное ограбление, ни больше ни меньше. Я говорил тебе об этом?
Я ответил, что не говорил.
— Боюсь, что наши совместные занятия принесли больше пользы мне, чем ему. Во-первых, я узнал от него, что вопреки тому, что показывают в фильмах о тюремной жизни, тамошние обитатели вовсе не однородная масса. Как и во внешнем мире, там есть богатые и бедные, могущественные и слабые. Богатые и могущественные живут там относительно хорошо — не так хорошо, как жили на свободе, но много-много лучше, чем бедные и слабые. На самом деле они могут получить все, что хотят: наркотики, хорошую пищу, секс, услуги.
Я только поднял брови.
— Ты, должно быть, гадаешь, какое это имеет отношение ко всему остальному, — кивнул в ответ Измаил. — А дело тут вот в чем: мир Согласных — одна большая тюрьма, и за исключением горстки Несогласных, рассеянных по планете, вся человеческая раса оказалась в этой тюрьме. За последнее столетие все сохранившиеся Несогласные в Северной Америке были поставлены перед выбором: быть истребленными или согласиться на заключение в тюрьме. Многие выбрали заключение, но мало кто из них на самом деле сумел приспособиться к такой жизни.
— Да, похоже на то.
Измаил уставился на меня больными слезящимися глазами.
— Каждая хорошо управляемая тюрьма, естественно, должна иметь собственное производство. Уверен, ты понимаешь почему.
— Ну… это помогает чем-то занять заключенных, наверное. Отвлекает их от мыслей о скуке и бессмысленности их жизни.
— Да. Можешь ты сказать мне, чем является ваше собственное?
— Тюремное производство? Сразу не соображу, хотя это должно быть что-то очевидное.
— Совершенно очевидное, сказал бы я.
Я немножко подумал.
— Поглощение мира.
Измаил кивнул:
— Угадал с первой попытки.
11— Между теми, кто находится в ваших тюрьмах для преступников, и обитателями культурной тюрьмы есть одно важное различие. Первые понимают, что распределение богатства и власти внутри тюрьмы не имеет никакого отношения к справедливости.