Проводив маму, я побежала домой.
Недолго подумав, я решительно достала все свои украшения. Не так много, но кое-что, есть. Наверное, у каждой женщины соберётся за жизнь небольшая коллекция сокровищ.
Каждая вещь с историей. За каждой стоит семейное событие.
До чего жаль с ними расставаться. До слёз.
Вот ласточка с крошечным зелёным глазком, мой первый подарок от мужа. Тогда ещё жениха. Никогда не забуду, как он шептал мне на ухо, жарко и нежно, называя "моя птичка".
Вот кольцо, что мне подарил муж, когда родилась Ира. Он работал несколько ночей напролёт, готовя чью-то машину к гонкам, собирая деньги на это колечко. Чтобы порадовать меня.
А вот подвеска-яблоко для его Елены.
Единственной. Прекрасной. Это яблоко он делал сам. Вместе с приятелем-ювелиром, которому в своё время восстановил машину, составил эскиз. Переплавив несколько золотых перьев от ручек и обломки маминых серёжек, сделал заготовку и потом шлифовал вручную, доводя до совершенства. Столько труда. И тепла его рук в этом немудрёном украшении.
Я зависла, сжимая подвеску в руках. Вспоминая.
Была зима. И московское небо серым пуховым и тёплым одеялом лежало на головах прохожих. Мы с мужем сидели в помещении второго автосервиса и пили горячий чай после целого рабочего дня по приведению помещения в нормальный вид. Весь день мыли, красили, штукатурили и мели мусор. Завтра планировали открытие. А сейчас не было сил даже встать за сахаром.
Тогда мой муж подошёл ко мне, достал из кармана это крошечное яблочко и надев на шею нежно целовал, обнимая и качая в своих руках.
И назвал своей прекрасной Еленой.
Я вздохнула, решительно собрала сокровища в мешочек, добавила свое обручальное кольцо и пошла в ломбард.
Живые люди, роднее и важнее вещей.
В ломбарде пожилая дама передо мной сдавала тяжёлые серебряные ложки. Чуть желтоватые. Большие. Столовые. Сталинских времён. Двенадцать штук.
— Молодой человек! Этой ложкой моя бабушка била по лбу соседского Сёмочку, когда он повторял за столом то, что услышал на улице!
А этой ложкой мы лечили синяки у всей семьи.
Вон там, видите у ручки скол? Этой ложкой мы серебрили воду для здоровья. — перечисляла она подробно мужчине лет шестидесяти, который сидел на приёме за окошком.
Приёмщик устало и молча перекладывал выдаваемые ему предметы на весы и маркировал каждый в отдельности.
Похоже, у этой дамы были истории, связанные с каждой ложкой. И, главное, она готова рассказывать эти истории бесконечно. Возможно, что дома её некому выслушать. Не с кем перекинуться и парой слов. Не с кем вспомнить. Ни детей, ни мужа.
Кислый вкус одиночества. Обратная сторона свободы.
Задумавшись, дождалась своей очереди.
Память о прошлом ведь не в вещах.
Получив деньги, я поехала к Маринке. Если она выдаст в долг, как обещала, то я соберу всю сумму.
До чего же неудобно без машины!
Тридцать шестая глава
Подруга встретила меня запахом свежесваренного кофе и сразу выдала недостающую сумму.
— Ты же не понесёшь деньги прямо сейчас? Сядь. Выдохни. На тебе лица нет. — решительно сказала она.
Я чмокнула её в щёку, проходя на кухню и усаживаясь за стол.
Маринка поставила передо мной большую чашку с кофе. Пододвинула тарелку с бутербродами. Посмотрела на меня внимательно и спросила как я. Что со мной?
— Чувствую свою вину в том, что случилось с отцом. — призналась я.
— А в том, что наступает глобальное потепление, ты ещё своей вины не чувствуешь? — хмыкнула Маринка.
— Пока не чувствую. — улыбнулась я,
— Пукаешь мало! Не сравнить с коровами. Только кипишь всё время.
Похоже, что эти бутерброды — моя первая еда за весь этот длинный день. Вот почему у меня кружится голова. Ведь уже вечер.
— Рассказывай, что за мужчина образовался рядом с тобой? — решительно приступила к допросу подруга.
— Александр? — сделала я невинные глаза.
— А у тебя ещё есть? Рассказывай про всех! — не она дала сбить себя с толку.
— Нет, ты что! Саша партнёр моего мужа. Совладелец всех его станций. И как выяснилось мой давний поклонник. Марин! Прикинь, я своими ушами слышала, что мой муж разрешил ему за мной ухаживать. Обозвал старухой и отдал другому мужику! А теперь ходит рядом. В машине стережёт под окнами. Сумасшествие. Злит меня. — горячилась я всё сильнее, уминая третий бутерброд.