С трудом поднимаю веки. Солнечные лучи, попавшие на роговицу, ослепляют. Проклинаю всё и всех из-за диких зайчиков, лишивших меня на какое-то время нормального зрения. Чтобы не раздражать глаза еще больше, заползаю обратно в свою одеяльную берлогу.
— Горская, открывай эту чертову дверь, или я вызываю МЧС. Мое терпение уже на нуле.
Даже через дверь и одеяло я слышу, насколько решительно и серьёзно настроена Александра. Вот только ни страха, ни трепета перед ее словами я не чувствую.
— Иди домой, Саша. Со мной все хорошо.
— Каро, пожалуйста, впусти нас в комнату, — в противовес Саше, Ира использует подвластные ей ласку и нежность, — мы тебе привезли куриный бульон и твой любимый чизкейк со смородиной.
— Я не хочу есть, — мое бормотание глушится протестами пустого желудка.
Пытаюсь вспомнить, когда я ела в последний раз. Вчера? Или все-таки позавчера? Все равно.
— Повторяю: уходите!
Саша начинает тарабанить кулаками по двери. Мои барабанные перепонки начинают судорожно ныть, умоляя прекратить эти пытки. Прячусь от раздражающего звука под подушками. Не помогает. Глухой звук проникает даже через эту плотную пенополиуретановую пену «с эффектом памяти».
Какой толк от этих супермодных, дорогущих, ортопедических подушек, если они не могут помочь с простым шумоподавлением? Отбрасываю в сторону бесполезный прямоугольник в наволочке и сажусь прямо.
Саша продолжает тарабанить в дверь, угрожая вызовом всех экстренных служб. Ира, которая пришла вместе с ней, старается утихомирить бойкую подругу. Они ругаются между собой, тем самым еще больше нарушая мое самовольное заточение и спасительное уединение.
— Как же они достали, — бормочу себе под нос, нехотя спуская ноги с кровати.
Ладонями растираю опухшие веки, пальцами слегка шлепаю себя по щекам. Нужно собраться с силами и дойти до этой двери, чтобы разогнать девочек по домам.
— Я же сказала, что никого не хочу видеть? Зачем вы приперлись? — распахнув двери, впиваюсь убийственным взглядом в своих подруг.
— Полный песец!
— Саша! — возмущенно перебивает Ира.
— Что, Саша? Ирка, ты хоть теперь видишь, что мы не зря сюда приехали? «Не надо ее трогать, не надо ей мешать. Каролина сама нам позвонит, когда будет готова. Бла, бла, бла», — Саша пародирует Иру, активно жестикулируя руками. — Видишь, в каком она состоянии из-за своего благоверного муженька? Её ни в коем случае нельзя оставлять одну. Мало ли что взбредет в ее…, — рука Саши касается моих спутанных и немытых волос. Подруга морщит нос, заглядывая мне в глаза. — Только не говори, что тебя еще надо в душ толкать?
— Прости, Каролина. Мы правда очень за тебя переживаем.
Ира вместе с Александрой быстро проскальзывают в мою спальню.
— Как хотите, — хлопаю дверями и возвращаюсь под свое теплое и безопасное одеяло.
— Тут срочно нужен свежий воздух.
Саша раздвигает шторы в разные стороны, позволяя солнечным лучам окончательно захватить комнату. Провернув ручки в нужное положение, она быстро устанавливает обе створки большого окна в положение проветривания.
— Кто вас впустил?
— Сами вошли/Мария, — перебивая друг друга девочки выдают противоположные ответы.
— Предательница. Я уволю её сегодня же.
— Только после того, как поешь и умоешься.
Выдаю недовольный рык и накрываю голову одеялом. Пусть делают что хотят, лишь бы меня не трогали.
Я не хочу ничего делать. У меня нет сил на притворные улыбки и радость этому миру, когда моя личная сказка разрушена до основания. Вся эта новогодняя мишура, гирлянды и нескончаемый Jingle Bells, которыми окутана столица в первых числах января действует мне на нервы.
Нет никакого новогоднего чуда. Бессовестное и беспощадное вранье. Не существует ни Святого Николая, ни Санты, ни Деда Мороза, ни Йоулупукки и других бородатых дедков, которые якобы в Новогоднюю ночь и в Рождество разносят чудеса по планете.
Это все сказки для маленьких и наивных дурочек, таких как я. Отголоски здравого смысла постоянно твердили мне, что Назар ни за что не бросит болеющего сына в другой стране ради того, чтобы встретить со мной начало Нового года за праздничным столом. Я не слушала саму себя, продолжая упрямо надеяться на несбыточное чудо. За что и поплатилась.
Сидя у окошка в праздничном платье, я ждала, что вот-вот откроются ворота и автомобиль мужа медленно въедет в наш двор. Сидела до последнего удара курантов, ожидая его появления. Теребила накрученные волосы, кусала покрытые красной помадой губы.
Ждала. Ждала. Очень его ждала.
Ровно в полночь мой мобильный телефон оглушил весь дом громкой мелодией входящего звонка. Я не стала сбрасывать вызов. Ответила и безжизненным голосом поздравила мужа с наступившим новым годом.
— И тебя! – прохрипел Назар. — Как у тебя дела, Веснушка?
— Нормально. – тем же безрадостным голосом отвечаю я. Не было ни слез, ни истерик. Просто пустота. — А как у тебя?
— Так же. Все хорошо, малыш?
— Да, да. — вру в очередной раз. — А у тебя?
— Всё по-старому.
Молчим. Тяжело дышим.
— Я очень скучаю.
— И я.
Опять молчим. Вздыхаем.
— Ладно Назар. Я пойду. Меня девочки ждут. Я сегодня у них праздную.
Я сбросила вызов до того, как муж уличил меня во лжи. Это был очередной терзающий душу звонок, очередной разговор ни о чем и обо всём. Мы не в состоянии отпустить друг друга, но также понятия не имеем как жить дальше на две страны.
Глотаю очередной приступ слезной истерики. Прижимаю колени к груди, сильнее кутаясь в теплое одеяло.
— Каро! — зовет опять Саша.
— Каролина! — подключается и Ира.
— Идите домой.
— Нет уж. Я в этот снегопад не для того задницу морозила, чтобы просто посмотреть, как ты тухнешь в этих четырех стенах.
Одеяло ползет вниз, хватаюсь сильнее за его край. Мои ослабленные руки не могут удержать спасительный барьер.
Ира и Александра ловко стаскивают с кровати не только мое одеяло, но и меня за щиколотки.
— Хватит заживо себя хоронить, Каро, — возмущенно кричит Саша, когда я опять забираюсь на кровать.
— Что хочу, то и делаю. Мне нравится быть тут. Тут хорошо.
— Не вынуждай меня звонить ему, — Саша достает из сумки свой мобильный и демонстрирует одну из записей в своей телефонной книге.
— Откуда у тебя его номер? — резко подскакиваю на ноги и тянусь за гаджетом подруги. — Не смей ему звонить. Пусть занимается сыном.
Саша вовремя поднимает руку над головой, не давая мне забрать ее «аргумент».
— Не думаю, что Горский будет рад услышать, как ты себя истязаешь.
— Вот и не говори ему. И никого я не истязаю. Просто болею.
— Чем?
— У меня сильный кашель, — демонстративно кашляю в рукав халата, — и высокая температура. Очень высокая. Горю прям. И вообще, вы должны опасаться меня. Вдруг я заразная. А если у меня корона или пневмония с коклюшем? Срочно поезжайте домой.
— Тогда тем более мы тебя не оставим саму, — подает голос Ира. — Сейчас же вызовем терапевта на дом, раз уж ты не хочешь выходить за пределы спальни. Нужно знать точно, от чего и как тебя лечить.
— Не надо никакой терапевта.
— Но ты ведь сама говоришь, что серьезно больна. Мы, как настоящие подруги, не можем тебя бросить одну в таком случае. — Ира продолжает смотреть прямо на меня, наивно хлопая ресницами.
Ее серо-зеленые глаза пробираются прямо в душу. Прекрасно понимаю, что она блефует, но все равно выставляю ладони перед собой.
— Ладно. Поймали. — Рукавом халата вытираю побежавшую из носа влагу. — Никакого кашля у меня нет. Мне просто очень плохо, девочки. Я постоянно прокручиваю в голове ту сцену, где Назар держит сына на руках. Сказать, что мне больно — это не сказать ничего. Меня разрывает до сих пор о того, что я увидела.