Бормочу без остановки «нельзя», тут же соглашаюсь с собственными доводами. А затем неведомая сила тянет меня к кассе, где я быстро расплачиваюсь картой за крохотные белые пинетки. Прячу спонтанную покупку в потайной карман сумки.
Уединяюсь за угловым столиком в маленьком кафе. Впервые за много лет решаюсь заказать бельгийские вафли с клубничным джемом.
— И чай, пожалуйста. Черный, — уточняю, вспомним о коварной петрушке.
Официантка коротким кивком головы подтверждает мой заказ и убегает к следующему столику. Смотрю в окно на бегущих по хрустящему снегу жителей столицы. Ныряю рукой под широкий свитер и касаюсь собственного живота под широкой резинкой штанов и колгот.
Живот, как и прежде, плоский и подтянутый, без какого-либо намека на беременность. На серединной линии живота, чуть выше пупка ощущаю, как учащенно пульсирует брюшная аорта. Выпрямляю спину, втягивая носом побольше воздуха. Интересно, а шевеления малыша хоть отдаленно похожи на эти ритмичные колебания?
До сих пор не могу поверить в то, что происходит со мной. Не верю, что во мне на самом деле растет новый человек. Щипаю себя за руку, чтобы понять, что беременность мне не приснилась. Убеждаю себя, что это не игры разума и не глупые фантазии.
Когда слов становится недостаточно для успокоения, открываю телефонную галерею и перечитываю выписки из своей медицинской карты. Мой срок совсем маленький — пять с половиной недель. Ныряю рукой вглубь сумки, нащупываю те самые пинетки. Глажу пальцами мягкую ткань, замедляя грохочущее сердце.
Официанта приносит горячие вафли. При мне украшает их взбитыми сливками и поливает вязким ягодным вареньем. С трудом удается держать рот на замке и не запротестовать от такого углеводно-глютенового буйства.
Подушечки пальцев волнительно покалывает, когда я заношу нож над аппетитным десертом. С азартом нарезаю вафлю на большие квадраты. Теперь могу слопать их целиком. Теперь лишний сантиметр в талии для меня не помеха.
Беру вилку в правую руку и… Ребром столового прибора кромсаю отрезанный кубик еще на четыре части. Так голова, привыкшая к ограничениям в еде, меньше кружится.
Именно эту четвертинку я и отправляю в рот. Не сдерживаю стон, рвущийся из груди. Как же вкусно. Тщательно пережевываю пышное вафельное тесто, пока вкусовые рецепторы на языке летят в нирвану.
Я так давно не наслаждалась вкусом еды, что простые вафли кажутся верхушкой кулинарного мастерства.
Проглотить целую вафлю мне не удается. Не привыкший к таким калориям желудок протестует быстро обозначившейся тяжестью и вздутием. Вызываю такси и еду домой. Надо отдохнуть немного.
В доме непривычно тихо. Заглядываю на кухню, озадачившись отсутствием звуков бубнящего телевизора, который включает для фона Мария. Домработницы нигде нет, но на плите под фольгой остывает любимый пирог Горского.
Странно, конечно, что Мария решила его испечь. Кто его будет есть-то? Отщипываю маленький кусочек и бросаю его в рот. Поднимаюсь на второй этаж, не позволяя себе дальше размышлять о муже.
Снимаю свитер через голову, когда вхожу в спальню.
— Где тебя черти носят? — строгий голос мужа разрезает тишину дома. — Почему не отвечаешь на звонки?
— Да чтоб тебя, Горский, — прижимаю ладони к груди, недовольно морщась. — Так и родить можно от страха.
— Где ты была?
— Гуляла, — выплевываю огрызаясь.
— Ни о чем не хочешь рассказать, дорогая?
Глава 42
Каролина.
— Ни о чем не хочешь рассказать, дорогая?
Сердце сжимается от интонаций, с которыми Назар растягивает свое «дорогая». Пульс перескакивает отметку в сто ударов за минуту. Он все знает! Он точно все знает.
Но как? Как такое возможно? Гинеколог уверяла, что их клиника не предоставляет данные медкарты никому, кроме самого пациента.
Прижимаю покрепче колючий свитер к груди. Прячу верхнюю часть тела от мужа, хотя раньше никогда не стеснялась его. Мои испуганные глаза скачут по супругу, восседающему в мягком кресле. Одну ногу Назар закинул на колено второй, руки прижал к подлокотникам.
Волосы у Горского длиннее обычного, поэтому он периодически дергает головой, чтобы смахнуть спадающий на глаза локон. Мимические морщины стали выразительнее. Но возможно это иллюзия из-за приглушенного света потолочной лампы.
Скулы и линия мужского подбородка стали намного острее и четче. Он действительно похудел за месяц, который мы были порознь. Нахмуренные брови, стиснутые зубы и играющие желваки на скулах кричат о разгневанном настроении мужчины.
— Мне повторить вопрос? — Горский наклоняет голову и прищуривается.
Волоски на моем теле становятся дыбом. Шея покрывается красными пятнами, проступают капельки пота. В тех местах, где глаза мужа задерживаются дольше секунды, кожа начинает гореть от волнения.
— Нет, — тихо шепчу я.
Схлестываемся взглядами. Раздражение, засевшее в грудной клетке из-за недавнего «приветствия» Горского, соревнуется с горьким медом тоски, растекающимся по моим венам.
Мы так давно не виделись. Слишком долго. Несмотря на боль, которую я чувствую с момента обнаружения у мужа внебрачного сына, моя любовь к нему никуда не девается.
Я по-прежнему очень его люблю. Очень сильно.
Если бы не этот пугающий холодный огонь в потемневших зрачках мужа, я бы забралась к нему на колени и шептала, как сильно соскучилась.
— Каролина? — добавляет Горский чуть мягче, вырывая меня из раздумий.
Опускаю голову, не в силах больше держать зрительный контакт. Щеки горят от сумбурных мыслей. Я злюсь. Я радуюсь. Я в растерянности. Переминаюсь с ноги на ногу и не знаю, с чего именно начать разговор.
— Я не представляю, как кто-то говорит об этом по телефону. Это же сумасшествие.
Кусаю нижнюю губу, не осмеливаюсь поднять глаза выше мужских плеч. Назар отрывает спину от кресла и наклоняется немного вперед. Внимательно слушает.
— Поэтому и молчала. Я… Когда я узнала о своей...
Громкая трель мобильного телефона перебивает мое едва начавшееся признание. Нецензурная брань срывается с губ Назара. Мужу, как и мне, не нравится, что нас прервали на самом интересно месте.
Хочется, чтобы он выбросил свой мобильный из окна. Пусть никто нам больше не мешает. Слишком важное дело стоит на кону. Но, достав гаджет из кармана и увидев имя звонящего, Горский мгновенно принимает вызов. Скольжу ладонью от груди к шее. Не получается избавиться от обиды, давящей на щитовидку.
— Что? — нервно выкрикивает Назар.
Истеричный визг звонящей женщины долетает до моих ушей. Закатываю глаза и выпрямляю спину. Пелена ностальгии слетает с глаз. Опять эта змея в самый неподходящий момент вклинивается между нами. Может на Горском давно жучок висит?
Не желая слушать, как муж пресмыкается перед матерью своего первенца, сбегаю в гардеробную комнату. Сердце колотится как сумасшедшее.
Прижимаюсь голыми лопатками к деревянной двери, закрываю глаза. Бюстгальтер давит на ребра. Наполнять легкие воздухом становится трудно. Неожиданное возвращение Назара взбаламутило и без того мутные терзания в моей душе.
— Так позови медсестру или врача, какого черта ты мне наяриваешь? — крик Горского заставляет отскочить от двери и попятиться. Не могу вспомнить, чтобы он когда-либо кричал так на кого-то.
— А я что сделаю за полторы тысячи километров от палаты? Аннет, прекрати истерить и займись наконец своими прямыми обязанностями — позаботься о сыне.
В этот раз в голосе мужа, помимо злости и раздражения, слышится усталость и безысходность.
— Два дня как-нибудь справишься без меня. Не помрешь.
Бросаю свитер на ближайшую полку, упираюсь в нее руками. Делаю глубокий вдох, абстрагируясь от телефонного разговора за стеной. Два дня. Всего два дня. Достаю из выдвижного ящика домашние штаны и футболку. Сердце никак не может нормализовать ритм. Ноет в груди.