Закусываю губу до боли, и медленно дышу через нос. Насильно воспроизвожу в памяти картинку моря, чистого неба, шум волн и крики чаек.
Долго сижу так, теряя счёт времени. Встаю только тогда, когда болезненный спазм в груди отпускает и дышать получается ровно.
На тумбочке телефон загорается новым уведомлением.
Поднимаю его. Сообщение от мамы. Переживает. Я звонила ей, рассказала, что в больнице, но причин не называла. И теперь она хочет приехать, но я знаю, как тяжело ей даётся дорога. Да и не хочу пока никого. Она ведь узнает о наших со Святом проблемах, начнёт выяснять, жалеть меня, сама переживать. Мама у меня эмоциональная, а мне сейчас и так тяжело. Нет. Ещё и её истерику я точно не выдержу.
Мама перезванивает. Разговариваем с ней. Успокаиваю её и убеждаю не ехать. Это непросто, но мне удаётся её уговорить. Выдыхаю с облегчением, отключаюсь. Бросаю взгляд в окно и застываю. На парковке Свят и… две женщины. Наталья и ещё одна — высокая брюнетка. Мне не видно лица мужа, а вот эту гламурную хищницу — прекрасно. Она напропалую флиртует, призывно улыбается, накручивает прядь волос за пальчик. А уходя посылает моему мужу воздушный поцелуй своими пошлыми губёхами. А он смотрит ей вслед, как мне кажется, жадным взглядом.
Кто это? — звенит навязчивая мысль.
Вспыхивают слова Натальи. Там было что-то про подругу. Это она? О боже…
Они расходятся в разные стороны, но… Что им мешает встретиться позже?
Навязчивые мысли не отпускают. Почему-то Наталья не вызывала у меня такой ревности, да и вообще, Наталья не во вкусе моего мужа, я это знаю. А вот эта Эвелина…
Господи! Как же всё это пошло, грязно, отвратительно.
Забираюсь в кровать, сворачиваюсь в позу эмбриона и снова умираю внутри.
Развод. Развод. Развод — неровно колотится моё сердце.
Это такая болючая, но спасительная мысль. Как будто ты решаешься на удаление поражённого смертельной инфекцией органа. Ты не представляешь, как можно жить без ноги, но чётко понимаешь, что если попытаешься её сохранить, то просто отправишься в могилу.
И я бы отправилась, возможно. Но мне нельзя. Здесь меня держит то светлое, чистое, родное, что я позволила себе иметь несмотря на все угрозы.
И да, теперь я расплачиваюсь за это. Это мой крест, который я взвалила на нас, не спросив мнения Свята. Эгоистично? Сейчас я могу признать, что да. И решение моё уже не кажется мне верным.
Я поддалась своим желанием, засунув подальше все сомнения и страхи. Я отдала это решение в руки всевышнего. Много молилась в те дни, прося Бога дать ответ, смогу ли я, выдержу ли, достойна ли. И ответ я получила, когда увидела на тесте две полоски.
Конечно, я надеялась, что несмотря на все нюансы, получу поддержку от мужа. Но… раз уж этого не случилось, значит, дальше рассчитывать я могу только на себя. Свят избрал другую жизнь, это его право. Это не его решение, а значит, не его ответственность. Нужно его просто отпустить.
Гордей просил подумать до выписки? Не вижу в этом смысла. И на самом деле заниматься этим должен не Гордей. Хватит прятать голову в песок.
Решительно беру телефон в руки, достаю контакт мужа из чёрного списка. И пишу ему сообщение, первое, за всё это время.
“Я хочу развод!”
Глава 8
Еду, не зная куда. Просто наматываю круги по городу. На душе всё также темно, и выхода не видно.
На телефон приходит сообщение от Гордея. Адрес магазина и номер заказа. Ах да. Что-то он такое говорил.
Еду туда. Иду по ярко освещённому торговому центру с лицом темнее тучи. Дохожу до детского магазина. И застываю, врезавшись взглядом в девушку, со спины поразительно похожую на Машу. Такие же светлые, слегка волнистые волосы. А на руках у неё розовощёкий малыш. Он так заливисто смеётся, что-то невнятно лопочет. Это, конечно, не Маша, но… Картинка застывает в мозгу, пульсируя там и задевая какие-то неведомые раньше струны.
Скажу честно, дети для меня, как инопланетяне. Никогда не общался с ними близко. Я в семье был единственным ребёнком, а если в моём периметре появлялись малыши знакомых или родственников, я старался держаться подальше. Меня пугали их капризы, и всегда казалось, что проблем они доставляют значительно больше, чем радости.
Но сейчас я впервые смотрю на этого малыша другими глазами, представляя, что мог бы держать на руках похожего пацана. Моего сына. И глаза, мне кажется, у него обязательно будут Машкины, а волосы, как у меня, тёмные и непослушные. В душе начинает впервые шевелиться какое-то странное, необъяснимое чувство. Да, что-то есть в этой идее бередящее, если представить, что дети — продолжение любви. А наша с Машкой любовь была крепкой и настоящей. Пока я всё не испоганил. И теперь наше продолжение под вопросом, в прямом и переносном смысле.