— Маша, смотри, как мы кушаем.
Устанавливаю телефон на тумбочку так, чтобы наша мамочка могла наблюдать за кормлением по видеосвязи. Подхватываю сынулю на руки, прикладываю к маленьким губешкам бутылочку. Малой тут же жадно присасывается, причмокивает и даже пытается обхватить бутылку ручкой. Аппетит у нас зверский, поэтому и вес мы набираем хорошо.
— Боже, как же я хочу к вам, — хнычет Маша, умилённо рассматривая сынишку.
— Потерпи ещё немного, родная.
Доктор сказал, если последние анализы будут хорошими, то он переведёт Машу на дневной стационар. И теперь она считает дни и часы до момента, когда окажется дома.
А я… жажду этого и боюсь. Заигрались мы, похоже… Маша так счастлива, смотрит на меня влюблённо и преданно.
Она много раз повторила, что сбылась её многолетняя мечта о полной семье. И так трогательно благодарила меня за то, что я смог принять нашего ребёнка и побороть свои страхи.
Её небесные глаза наконец снова горят. И я не могу представить, как своими руками смогу потушить этот свет.
От этого душу всё сильнее разрывает изнутри противоречиями.
И всё чаще голову посещает мысль оставить всё как есть. Может, Маша навсегда забыла о той страшной странице нашей жизни, и всё будет хорошо?
Но я помню печальный итог прошлых попыток скрыть правду. Слишком многие были в курсе нашего разлада, и стервятники, хоть и затаились, но никуда не исчезли.
И после долгих внутренних метаний я каждый раз прихожу к выводу, что признаться придётся. Не хочу я трястись постоянно, что правда откроется каким-нибудь очередным ублюдским способом.
Камень этого решения с каждым днём становится всё более тяжёлым.
Но ещё несколько счастливых дней и ночей я решил выпросить у судьбы.
Надеюсь, этот глоток счастья даст нам обоим сил пережить предстоящую бурю.
— Ой, Свят, подними Богдашеньку повыше, чтобы он не захлебнулся, — беспокоится наша мамочка. — А столбиком ты его потом держишь?
— А как же, и столбиком мы любим ходить больше всего. Просто лежать в кроватке мы вообще не желаем. А ещё мы предпочитаем спать днём, а ночью орать, да, сына?
Малой забавно крякает, как будто подтверждая мои слова. Смеёмся. И так тепло на сердце.
— Так что подумай, Марусь, точно ли ты хочешь домой.
— Больше всего на свете, — убеждает Манюня. — Я готова не спать всю ночь, лишь бы рядом с вами.
— Посмотрим, как ты запоёшь через несколько дней.
— Все через это проходят, и мы справимся, — улыбается Маша. — Мы же вместе, а значит, всё выдержим, — убеждает воодушевлённо.
— Да, малышка, вместе, — вздыхаю.
Чувствую в груди укол сожаления, понимая, что вот это ценное “вместе” мы можем легко потерять.
— А мама уже уехала? — переводит тему Маша.
— Да. Я её на такси отправил на поезд.
У Клавдии Степановны серьёзно заболел свёкор, дедушка Маши. Его разбил инсульт, и тёща была вынуждена вернуться, чтобы ухаживать за стариком.
Конечно, она не хотела уезжать, да и нам с Богдашей её помощь была просто необходима. Но теперь, когда я уже освоил все азы ухода за ребёнком, мы смогли её отпустить.
Я этому даже рад, потому что тёща откровенно напрягала меня во многих моментах. Чего стоило только одно её желание пеленать сына, как полено. Но тут в войну вступила Маша, которая тоже считала, что это пережитки прошлого, и ребёнку будет комфортнее в ползунках.
Но многим важным вещам Клавдия Степановна меня научила. Как купать малыша, как менять подгузники, разводить смесь и многое-многое другое, о чём я раньше, естественно, даже не подозревал.
За это ей огромное спасибо, потому что первое время я даже прикоснуться боялся к этому хрупкому созданию. Таким сынок казался мне крохотным и беспомощным.
Но постепенно я набрался уверенности в обращении с малышом, и теперь спокойно могу его и покормить, и искупать, и переодеть. Маша смеётся, когда смотрит на нас, и подкалывает меня, говоря, что когда она вернётся, то в роли беспокойной мамочки буду выступать именно я.
Пусть так и будет, лишь бы ты была рядом, хочется ответить мне, но я только улыбаюсь в ответ.
Наевшись, наш сынок засыпает, а мы с Машей продолжаем болтать о разном.
И это тоже ценно. Ловлю себя на мысли, что последние полгода мы вообще практически не разговаривали. Я всё чаще закрывался в кабинете или просто молчал, варясь в своих страхах и сомнениях, да и Маша не слишком охотно шла на контакт, видимо, чувствуя отчуждение между нами.
— Знаешь, Свят, — становится вдруг напряжённо серьёзной она. — Я забыла маме сказать кое-что важное.