— Малышечка моя, ты меня вези домой, а там я тебя тоже напою, и тогда ты моего перегара не услышишь.
— Опасные ты вещи мне предлагаешь. Можно я у вас останусь? — смеётся Аня.
— Можно, оставайся.
— Ага, щас прям! — разворачивает её на выход Гордей.
И тут же его немного ведёт в сторону, Аня ловит его руку, поправляя траекторию.
— Ага, — вздыхает, — трезвый пьяному не товарищ, а средство передвижения, да, Гордей?
— Э, ты не наговаривай. Я нормально иду. И вообще, я совсем не пьяный. Это просто у Свята вискарь какой-то убойный, да и отдувался я за двоих! Друга спасал, понимаешь?
— Понимаю, спасатель ты мой. Пойдём!
Они уходят. А вместе с ними уходит и вся лёгкость. Между нами снова повисает гнетущая тишина.
— Маш…, — делает Свят шаг ко мне.
Мы встречаемся взглядами. Я невольно тону в его глубине… И мурашки бегут по позвоночнику, заставляя понять, что ничего не поменялось. Я реагирую на мужа, как и раньше. Да, знаю, что должна его ненавидеть, но… Сейчас мне безумно хочется просто прижаться к нему, согреться в его руках, чтобы ушла хоть на минуту из груди эта изнуряющая, тянущая боль.
Ещё шаг ко мне. Между нами всего полметра. Свят медленно поднимает руку, как будто спрашивая разрешения. А я хочу оттолкнуть его и не могу. Он нежно касается моей щеки, виска, губ.
Зажмуриваюсь, собираясь с силами, чтобы прекратить всё это.
Ещё секунда, и я понимаю, что он обнимает меня, а его губы трепетно замирают на моей брови, дыхание обжигает переносицу.
— Маш…, — выдыхает снова.
И столько в этом вздохе боли, потребности во мне. Я чувствую это. Но…
— Не надо! — отталкиваю Свята. — Не надо! — вскрикиваю. — Так ещё хуже, — снова слёзы обжигают глаза.
— Прости, — отступает он. — Что мне сделать? — беспомощно.
— Не знаю, — выдыхаю я. — Но… я выслушаю тебя. А потом… я не знаю, что будет потом…
— Я тоже не знаю, — вздыхает Свят. — Но я ещё раз скажу, что люблю тебя. И всегда любил.
— Это лишнее.
— Нет. Это главное. А теперь давай поговорим о том, как всё началось и почему.
Глава 30
Богданчик спит. Перекладываю его в кроватку, возвращаюсь на кухню. Свят сидит, устало прикрыв глаза.
Я тоже чувствую утомление, но понимаю, что заснуть всё равно не получится.
Этот тяжёлый разговор висит над нами, как грозовая туча. Пусть уже случится шторм. Может, потом небо хоть немного разъяснится.
— Слушаю тебя, — опускаюсь на кухонный диванчик, забиваюсь в угол, подтягиваю к себе колени, стараясь отгородиться от неприятных подробностей.
Свят вздыхает. И после паузы задаёт вопрос:
— Почему ты не сообщила, что прекратила принимать противозачаточные?
— Я думаю, ты знаешь ответ.
— И всё же я хочу, чтобы ты его озвучила.
— Я хотела ребёнка. А если бы ты узнал… его бы не было, — выговариваю нехотя.
Хмуро кивает.
— А ты не боялась, что твоё решение разрушит наш брак? Или ты была абсолютно уверена, что я никуда не денусь?
Мне не нравятся его вопросы. Они заставляют оправдываться, как будто на мне лежит главная вина.
— Я надеялась, что ты изменишь решение, когда почувствуешь малыша. В итоге я ведь оказалась права? — начинаю злиться.
— Да, — невесело усмехается Свят. — Только от брака нашего к этому моменту уже мало что осталось.
— И ты в этом хочешь обвинить меня?
— Нет, Маша. Просто я хочу, чтобы ты увидела, как одна ложь порождает другую. Это как снежный ком. Ты бросаешь с горки маленький снежок, не предполагая, что очень скоро на него налипнет тонна снега, и он превратится в лавину, которая сметёт всё хорошее, что было в твоей жизни. Я был очень зол на тебя в ту ночь. Ты же помнишь, как мы поругались?
— Да, помню. Ты говорил обидные вещи, но я приняла их, приняла твою правоту, извинилась.
— Да, но это не отменило опасность, которую тебе несла беременность. А сделать я уже ничего не мог. И бомбило меня жутко. А дальше, да, Маш. Я сам натворил отвратительных дел. Я нажрался в хлам, мне ещё и подмешали какой-то херни. Короче, я даже не помню, как я оказался с теми бабами, и что я с ними делал. Ты можешь не верить, но я это всё тоже впервые увидел на видео, которое тебе прислали. Смотрел, охреневал и понимал, что это конец.
А дальше он рассказывает про Наталью. Как она шантажировала его.
Я вспоминаю все его ночные “работы”, задержки, ночные выезды. Становится ещё более противно…
Свят замолкает, я тоже. Сижу, переваривая весь этот треш.